Исследовав материнско-детские отношения по описанным выше параметрам, F. Summers и F. Walsh (1977) выявили, что матери, дети которых больны шизофренией, в значительно большей степени склонны воспринимать мать как «сплавленную» (fused) c собственным ребенком, навязчивую и вторгающуюся по отношению к нему, зависимую от него и ощущающую себя «истощенной/исчерпанной» (depleted) при сепарации с ним, по сравнению с матерями здоровых детей и детей, страдающих другими психиатрическими расстройствами. Таким образом, для матерей детей, больных шизофренией, характерно описание матери как остро нуждающейся в собственном ребенке для поддержания своей безопасности. При этом ребенок не воспринимается матерью как имеющий такой же уровень привязанности, а данные, полученные при анализе результатов исследования больных шизофренией детей, говорят о том, что их представление о матери и ребенке в большей степени соответствует нормативному. Это отражает значительно большую выраженность симбиотической привязанности у матери к ребенку, больному шизофренией, чем у больного ребенка к матери.
По мнению авторов, полученные ими данные демонстрируют разницу между гиперпротекцией и симбиотическими отношениями. Так, мать, характеризующаяся гиперпротекцией, старается подавлять независимость ребенка в связи с тревогой за его безопасность, она сомневается в его способности быть самостоятельным. В то время как мать ребенка, больного шизофренией (симбиотическая мать), беспокоится скорее не о благополучии ребенка, а о собственном ощущении безопасности, она испытывает страх в связи с возможной независимостью ребенка.
Существуют данные, подтверждающие описанную F. Summers и F. Walsh (1977) тенденцию матерей удовлетворять свою потребность в безопасности за счет ребенка (Bowen, 1960; Wolman, 1965), а также исследования, говорящие о возможной перестановке ролей в родительско-детской диаде, когда ребенок выступает в роли материнской фигуры для собственной матери, нуждающейся в симбиотических отношениях (Levy, Blatt, 1999).
Х. Кохут (2002) описывает родителей, которые, не желая «отказаться от опутывающего слияния с ребенком», хотят сохранить его как часть собственной самости из-за дефекта их личности.
Э. Фромм (2012) пишет о различных формах патологии привязанности к матери, которая при глубоком уровне выраженности может проявляться в стремлении вернуться в «ее всеприемлющее и всепоглощающее чрево», которое как бы ограждает от жизни. По мнению автора, такой тип привязанности встречается, если «матери относятся к своим детям безжалостно-поглощающе» и стремятся удержать ребенка, как правило, мужского пола, «внутри себя». Мать транслирует ребенку, что «он должен дышать только через нее, должен быть способен любить разве что на поверхностном сексуальном уровне, унижая всех других женщин; он не должен уметь быть свободным и независимым, иначе он вечный калека или преступник» (Фромм, 2012, с. 163).
Э. Фромм (2012) пишет, что в идеальном случае материнская любовь не пытается препятствовать взрослению ребенка, не культивирует его беспомощность, а природа психического здоровья состоит в том, чтобы вырасти и уйти из материнской утробы в мир. Автор подчеркивает, что большую роль в развитии способности ребенка к автономии играют как психологические особенности матери – ее любовь (базовое доверие) к жизни, которая так же заразительна, как и ее тревога, так и психологические особенности отца. В том случае, если у ребенка (мальчика) любящая, но слишком снисходительная или слишком властная мать и слабый и равнодушный отец, он может задержаться на стадии ранней младенческой привязанности и развиться в зависимого от матери человека, чувствующего себя беспомощным, характеризоваться стремлениями рецептивной личности, а именно: получать, быть под защитой, быть предметом заботы. Односторонняя концентрация привязанностей вокруг матери, по мнению Э. Фромма, может проводить к возникновению таких личностных расстройств, как истерия, алкоголизм, неспособность к самоутверждению и реальному взгляду на жизни, а также депрессии.