Особенности развития жанра баллады в отечественной поэзии 1990–2000-х гг.

По поводу баллады В. А. Жуковского «Людмила» (1808), явившейся оригинальным переводным образцом баллады Бюргера «Ленора», Н. И. Гнедич писал: «“Людмила” есть оригинальное русское, прелестное стихотворение, для которого идея взята только из Бюргера. Стихотворец знал, что “Ленору”, народную немецкую балладу, можно сделать для русских читателей приятною не иначе, как в одном только подражании. Но его подражание не в том только состояло, чтоб вместо собственных немецких имен, лиц и городов поставить имена русские! Красота поэзии, тон выражений и чувств, составляющие характер и дающие физиономию лицам, обороты, особенно принадлежащие простому наречию и отличающие дух народного языка русского, – вот чем “Ленора” преображена в “Людмилу”» [114, с. 7–8].

На стороне П. А. Катенина выступил А. С. Грибоедов, защищая простоту языка его баллад и упрекая В. А. Жуковского во многих противоречиях в трактовке бюргеровых образов. Позднее, в 1833 г., А. С. Пушкин также высказал свое отношение к данной полемике. Давая положительную оценку катенинской балладе, поэт отмечает: «Она была уже известна у нас по неверному и прелестному подражанию Жуковского, который сделал из нее то же, что Байрон в своем “Манфреде” сделал из “Фауста”: ослабил дух и формы своего образца» [38, т. 6, с. 90]. В свете обозначенной полемики необходимо вспомнить и замечание В. Г. Белинского, который говорил о балладах В. А. Жуковского: «Лучшие из них те, содержание которых взято не из русской жизни» [89, т. 1, с. 99].

В XX в. ученые также высказывают различные точки зрения на балладное творчество В. А. Жуковского. Так, например, Ю.Н. Тынянов полагал, что переводные баллады В. А. Жуковского являются «привнесением готового материала и не могут решить все те проблемы, возникающие в процессе эволюции этого жанра на национальной почве» [249, с. 271]. Р.В. Иезуитова же считает, что обращение В. А. Жуковского к жанровой форме баллады не было заимствованием готового, «западного» образца. Поэту-романтику были преемственны связи с русской поэзией поэтов-предшественников, отечественным фольклором, неслучайно его баллада «Людмила», перевод баллады Бюргера «Ленора», была названа «русской балладой» [см.: 149].

Действительно, свою задачу поэт-романтик видел не только в том, чтобы познакомить русского читателя с уже известной балладой немецкой литературы, но и внедрить новый жанр в отечественную поэзию, показав его поэтологические возможности. «Русский дух» «Людмилы» В. А. Жуковского, как справедливо считали современники, выражается не только в замене немецких имен и реалий на русские и перенесении действия в древнюю Русь (это не играет существенной роли даже в развитии сюжета), а в том, что он в своем переложении подчеркивает условность страшного повествования. Сглаживая резкость баллады Бюргера, поэтизируя ее, поэт-романтик усиливает музыкальность ритмического движения; он не употребляет просторечий, избегает изображения чувственного, внешнего, перемещает акцент с изобразительности на выразительность, превращает ужасающего жениха-мертвеца, носителя Божьей кары, в бестелесного романтического героя. Таким же образом, возвышая и поэтизируя, В. А. Жуковский переосмысливает в своих переводах и другие баллады.

Несмотря на все существующие споры вокруг балладного творчества поэта-романтика, необходимо заострить внимание на том, что своей «Людмилой» поэт предложил новый путь в развитии баллады, дав толчок к жизни жанра на русской почве. Всем своим балладным творчеством поэт доказывает ее жизненность и вариативность форм.

В отечественном литературоведении предложены разнообразные классификационные подходы к изучению жанра баллады в творчестве В. А. Жуковского. Прежде всего выделяются оригинальные и переводные баллады. К первым относится всего пять произведений: «Громобой», «Вадим» (составляющие «Двенадцать спящих дев», 1810–1817), «Ахилл» (1812–1814), «Эолова арфа» (1814) и «Узник» (1819), написанные в ранний период творчества поэта. В отличие от переводных баллад они отличаются глубокой лиричностью, сюжетной организацией, вниманием к описательности; по эмоциональному наполнению более приближаются к жанру элегии.