Особенности развития жанра баллады в отечественной поэзии 1990–2000-х гг.

Вальтер Крылатый Лев был богат и знатен.
В отличье от солнца на нем не имелось пятен.
Он становился владетельным с каждым годом.
Реки его текли молоком и медом.
У него было много денег и драгметалла,
И только любви еще ему не хватало.
Он хотел снабдить свой дом золотою кровлей,
Но встретил и полюбил молодую фройляйн.
Угощал ее русской икрой и вином испанским,
Искупал ее в бассейне с чистым шампанским,
Устраивал для нее фейерверк на даче,
Одевал ее у Кардена и у Версаче…
Через месяц фройляйн нашла себе побогаче.
Она ушла рано утром, забыв бюстгальтер.
Узнав об этом, Вальтер достал свой вальтер,
Выбранил слуг за то, что не разбудили,
И просверлил две дырки в своем мундире.
Подобно тому, как негры не загорают,
Вальтер не умер – такие не умирают [269].

В пародийном ключе развивается и творчество другого современного поэта И. Иртеньева, за которым закрепилось определение «правдоруба». Он – представитель иронического направления в современной отечественной поэзии, остро реагирующий на многие несовершенства нашей жизни. В поле зрения автора попадают как социальные, политические, так и нравственные проблемы:

Во дни державных потрясений,
В процессов гибельный разгар
На что употребить свой гений?
Куда примкнуть мятежный дар? [16].

В связи с тем, что многие современные критики склонны соотносить творчество И. Иртеньева с поэтическими традициями обэриутов, ссылаясь на парадоксальную манеру мышления, пародийность, создание гротескного, гипертрофированного мира обывателя, сознание которого пронизано штампами массовой культуры, мы находим возможным рассматривать его творчество в рамках «авангардной» парадигмы [81; 234]. Однако заметим, что за всеми его поэтическими приемами (ерничество, гротеск, литературная игра с наследием прошлого и т. п.) скрывается боль за человека, который теряется за пошлостью обыденного существования, страдает от несовершенства власти, абсурда современного жизнестроительства.

Более того, А. Э. Скворцов обнаруживает сходство поэзии И. Иртеньева с сатирическими стихами П. Шумахера, К. Пруткова, В. Курочкина. При этом исследователь совершенно справедливо утверждает парадоксальную мысль о том, что наиболее существенно влияние традиций «серьезной», а не пародийной поэзии, доказывая присутствие в творчестве И. Иртеньева «подспудного драматизма»: «Поэт представляет на суд читателя не что иное как современную лирику, используя нетрадиционные, нелирические приемы. <…> Иртеньеву заметно мешает ярлык ирониста. Это и понятно, и печально. Понятно потому, что у нас вообще укоренилось ироническое – такая вот тавтология – отношение к иронии и эксцентрике. Печально потому, что ирония иронии рознь. К общему нашему несчастью, за последние годы этот многострадальный художественный троп усилиями целой когорты литераторов, как талантливых, так и не очень, превратился в изрядно потрепанный жупел. Ирония приелась, как бананы, что нынче лежат на всех углах и стоят дешевле огурцов. А между тем, прием сам по себе ни в чем не виноват» [234, с. 112].

Подтверждением принадлежности поэзии И. Иртеньева к «авангардной» парадигме может служить и его творческая связь с московским клубом «Поэзия», в состав которого входили известные представители поэтического андеграунда конца 1980-х гг.: Д. Пригов, Л. Рубинштейн, С. Ганлевский, В. Коркия, Т. Кибиров и др.