Особенности успешного брака

— Госпожа Хирш, а я о вас наслышан! — не затыкался Тори.

Он кокетливо сощурил глаза, заставляя девушку слегка расслабиться. О своей красоте она тоже наслышана. На ее лице уже наметилась довольная, чуть снисходительная улыбка человека, который готов принимать привычные комплименты.

— Все только и говорят о том, какой вы несчастный больной ребенок! Соль, ну как ты могла обидеть это бедное дитя? Ты на нее погляди…

Я кашлянула в кулак.

— Я не больна! — взвизгнула Аглая, подскакивая, — И я не ребенок! Что вы себе позволяете?! Обо мне говорят, что я красива, а не…

— Красива?

Тори состроил удивленного дурачка, но я уже уловила в его глазах знакомы блеск предвкушения. С такими глазами он доводил несчастных до белого каления в считанные минуты. Я уже собиралась его оборвать — еще не хватало опять ее до слез довести! — но Аглая вдруг стиснула зубы, глядя на него с какой-то невыразимой обидой, и резко повернулась ко мне.

— Соль, мне очень, очень стыдно за то, что я вчера наговорила! — зачем-то начала она вновь с жаром искреннего сожаления, — Я просто не понимала!.. Мне жаль, я была жестока и невнимательна! Понятно, почему вы разозлились!

— Все правда в порядке, — покачала головой я, удивленно ее оглядывая, — Я рада, что мы пришли к пониманию.

— А вы! — она с горящими глазами повернулась к Тори, — Вы наглый, невоспитанный, грубый чурбан! Вы просто!..

Она набрала в грудь воздуха, чтобы еще что-то сказать, но Тори вдруг нахмурился, схватился за голову и начал заваливаться.

* * *

Аглая старательно держала лицо, болтая о всякой ерунде, и так же старательно не смотрела на молодого мужчину, привязанного к кровати Соль. Он выглядел слегка потрепано, но пришел в себя и даже опять начал раздражать — и это радовало.

Когда он вдруг потерял сознание, у девушки чуть сердце не остановилось от страха. Руки заледенели, а в голове образовалась совершенно бесполезная, жалкая пустота. Аглая чуть не скривилась, когда вспомнила, как она бесполезно бегала за Соль хвостиком, пока та без слов и всякого испуга быстро проверила его состояние, взвалила на плечо и отнесла наверх, в свою спальню; за пару минут привела мужчину в себя и, убедившись, что это нормальная слабость и сонливость от лекарств, привязала к кровати, требуя у друга быть хорошим мальчиком и отдыхать.

Вспомнилось также, как она сама бесчисленное количество раз раздражено требовала у близких не опекать ее так сильно, не следить за каждым вздохом, отстать с бесчисленным количеством укрепляющих снадобий… Лае всегда это казалось нормальным — она уже здоровая молодая девушка. Она хочет жить полной жизнью, и потакать страхом близких — значит запереть себя дома под неусыпным надзором лекарей с горой только самой правильной еды, самых мягких одеялок и самого теплого чаю. А ей хотелось жить. Ошибаться, ссориться, веселиться, может даже сотворить пару-тройку глупостей! Решать самой и отвечать самой, даже если это сложнее, чем жить в зимнем саду, где специально для нее все засадили кустами волшебных цветов, что делали воздух целебным.

А теперь она вспоминала, как сама в детстве порой теряла сознание, заходилась оглушительным кашлем и заливала настольные игры кровью из носа. Как себя должна была чувствовать ее семья, зная, какой слабенькой она всегда была?..

Этот дурачина требовал его немедленно развязать, клялся и божился, что уже хорошо себя чувствует, а Лая злилась — ну какое хорошо! Ну какое хорошо! Он хочет их с Соль до седин довести?! Пусть лежит и послушно отдыхает!

— Я думаю, мне надо сделать зарядку, чтобы окончательно поправиться… — пробовал он в очередной раз.

— А кто-то спрашивал, что ты думаешь? — уточняла в ответ Соль удивленно.

Мужчина закатывал глаза и ворчал что-то себе под нос, а потом снова:

— Кажется, я…

— Когда кажется — крестись, — перебила его подруга.

— Я!..

— Я — последняя буква в алфавите.

Он молча сверлил ее обиженным взглядом, а женщина подпиливала коготки, развалившись вальяжно по даже на вид дорогущей старинной кушетке с алой обивкой с узорами, популярными во времена Первой Империи. Ее дом вообще был наполнен жуткой смесью подлинного антиквариата и откровенной дешевки. Чего стоит только отвратительно вышитая вульгарная девица с оголенными прелестями!

— Ну Соль, ну развяжи, я взрослый мужчина…

— Не Солькай, — хмыкнула женщина, — Закрой глазки и спи. Баю-баюшки-баю, маму лучше не беси…

Они перекидывались то и дело парой фраз, и во всем этом было столько тепла, столько чего-то откровенно близкого, почти семейного, что Аглая чувствовала себя преступницей, что пробралась на чужую территорию и подглядывает за чужой же жизнью. Под улыбкой скрипели зубы, и девушка сжимала занавеску до побелевших костяшек.