Особист

За час до рассвета мы прошли Таллинн, и Гордеев стал вызывать штаб флота. Антенна уже была поднята. Ответили сразу и связали с командиром корабельной группировки, что нас встречала, оказалось, мы даже разминулись и за кормой у них оказались. Они нас ближе к своему берегу ждали, а мы стороной прошли, ближе к финнам. Я семафором обозначился, и те устремились к нам. Как раз подошли, когда рассвело, так что мы наблюдали друг за другом. Похоже, моряков немного нервировало четыре десятка крепких мужиков, многие были с повязками, которые разгуливали по палубе субмарины с оружием. Однако подошли и довольно ловко пришвартовались, показывая высокую выучку команды. Концы на лодке принимал я. Наша трофейная субмарина покачивалась на волнах, дизеля заглушены, а к стоящей на месте подлодке подойти не сложно. Силы советских военных моряков представляли лидер, два эсминца, корабль ПВО и тральщик. Именно лидер к нам и подошёл. Был спущен трап, и командиры стали подниматься на борт, где их вежливо попросили сдать оружие. Возражений это не вызвало, сдавали даже с некоторым облегчением, свои всё же. Моряки споро исчезли внутри лодки, осмотрели ее, но кроме раненых и врачей там никого больше не было. Сам я остался на субмарине, оружие уже сдал — тот мелкокалиберный карабин и оставшиеся патроны к нему.

Тут лидер, приняв всех на борт, стал отходить, и я с возмущением обратился к капитан-лейтенанту, что остался с двадцатью матросами на борту трофейной субмарины:

— А нас?

— Сейчас эсминец пришвартуется, раненых и врачей примет.

И действительно, подошел эсминец, моряки сами швартовку провели, был открыт грузовой люк, тут мне самому пришлось открывать, те на подлодках не служили, и за полчаса всех раненых подняли на борт боевого корабля. А когда я направился к трапу, то ко мне каплей обратился:

— А вы куда?

— На эсминец.

— У нас нет моряков-подводников. Чуть позже нас встретят, экипаж привезут, но пока вам придётся вести. Нам уже сообщили, что вы один тут подводник и вели всё это время подлодку. Скажу честно — впечатлён.

— Б…

— Да, — подтвердил тот.

Каплей устроился на мостике, я запустил дизеля, оставив в отсеке моториста из матросов следить за ними, а сам тоже поднялся на мостик. Моряки уж привели в порядок зенитные артустановки, тут их было две. Зарядили и заняли места расчётов. Большая часть матросов оказалась зенитчиками, ими главстаршина командовал. Лидер шёл впереди, оба эсминца по бокам метрах в трёхстах, судно ПВО и тральщик замыкали, расчёты зенитчиков на всех кораблях были в полной боевой.

— Приготовься на всякий случай к срочному погружению, — велел мне каплей.

— А что, могут налететь?

— Не могут, а должны. Ждём. Вчера весь день буйствовали. Из ваших одному малому судну и двум катерам удалось до наших берегов дойти и выброситься на берег, как я слышал, спаслось почти восемьдесят командиров, много раненых было. Где остальные, не знаю. Так что ждём. Кстати, капитан-лейтенант Корнилов, БЧ-3 на лидере «Минск».

— Торпедист, значит, — хмыкнул я, пожимая ему руку. — Младший лейтенант Агапов. Последняя должность — командир зенитно-пулемётного взвода. Защищали Кобрин, немало бронетехники покрошили, у меня ДШК были во взводе, три единицы, а атаковали нас в основном легкобронированные боевые единицы. Что дальше было, не помню, накрыло миной, очнулся в лагере для военнопленных с контузией. Больше десяти дней отходил, только недавно гул и шум в голове прошли. Потом лагерь в Щецине, подготовка к побегу, ну и…

Кратко, без особых подробностей я рассказал историю побега. При этом заметил, что сигнальщики и расчёты зенитных артавтоматов прислушиваются.

Когда закончил, каплей сказал:

— Крейсер вы действительно торпедировали. Наш дальний разведчик доставил аэрофотоснимки, он на мель выбросился, в прилив полностью под воду уходит. Сильно повреждён. Тральщики, видимо, затонули на большой глубине, не смогли найти. Но то, что они ко дну пошли, подтвердили пленные из сбитых лётчиков и моряков — вчера вечером удалось потопить подлодку, подняли с воды семерых немцев.

— Тоже неплохо.

Тут сигнальщик как заорёт:

— Самолёты с запада!

— Срочное погружение! — скомандовал капитан-лейтенант.

Все моряки, и зенитчики, и сигнальщики, посыпались в люк, и мостик скоро опустел, разряжать зенитные автоматы никто не стал, слишком много времени требует, я последним скользнул в люк, закрывал, после чего закрутил штурвалы, Корнилов побежал в моторный отсек, выключать дизеля. Когда те смолкли, лодка стала погружаться. Тут сверху загрохотало, на глубине метров десяти нас затрясло, лопнуло несколько лампочек. Опустив субмарину на сорок метров, я сбегал в моторное и дал полный ход на электромоторах, и лодка дальше пошла уже под водой. Плохо, что глубины тут не самые большие. Разрывы с поверхности воды ещё доносились, даже вроде глубинные бомбы работали, но у нас было спокойно.