Шон пересек лобби и столовую, направляясь мимо кухни в служебные помещения. Он прошел до конца коридора мимо спален для персонала и, толкнув дверь, снова оказался снаружи. Фискер де Леон не был в восторге от того, что от него потребовали сохранить сгоревшую сторожку в первозданном виде, но чеки здесь выписывал Шон. И архитектору ничего не оставалось, кроме как делать, что сказано, и решать проблему, не устраняя домик. Были вещи, которые Шон и хотел бы убрать, но чувствовал, что все равно не сможет выкинуть их из памяти.
Вряд ли крошечное здание действительно могло испортить вид. Оно едва ли было шесть на шесть метров и стояло в пятнадцати-двадцати метрах от основного здания. На фоне огорода для кухни, новых хозяйственных построек и гаражей, улучшенных и расширенных помещений для слуг в современной функциональной зоне отдыха для персонала этот крошечный полуразрушенный домишко смотрелся посредственно. Однако, благодаря отделке особняка Игл, дереву и камню, идеально вписывающим его в окружающий ландшафт, сторожка, даже несмотря на ущерб, причиненный пожаром, не выбивалась из общего стиля. Она почти привлекала своей самобытностью. Впрочем, если присмотреться, можно было заметить, что команда Фискера установила на разрушенное здание новую дверь. На двери был биометрический считыватель отпечатка ладони: Шон не хотел, чтобы в дом входили посторонние. Наверное, можно было провести сюда Нелли, но отпечаток ладони показался ему более простым решением. Ключ, который трудно подделать и невозможно потерять, если только случайно не отрубить руку. Эта мысль заставила его содрогнуться. Тот бедняга потерял руку в лифте. И подобное случалось на протяжении всего строительства. Здесь произошло больше несчастных случаев и увечий, чем во время стройки всего корпуса Eagle Technology в Балтиморе. По крайней мере, все закончилось. Теперь все позади. Весной предстоит доработать ландшафтный дизайн да пару недель выделить на уборку, чтобы стереть пыль с мебели и подготовить дом к появлению первых гостей. Но о строительных делах и речи не идет.
Он вошел в домик, оставив дверь позади себя открытой. Так проникало больше света, но это была не единственная причина. Несмотря на то что в особняке Игл были люди, которые готовили дом для Билли и Эмили, он чувствовал себя одиноко и неуютно, оставаясь один за закрытыми дверьми старого домика.
Даже спустя столько лет комната пахла дымом и чадом.
Шон вынужден был признать, что Фискер проделал прекрасную работу, умудрившись сохранить прежний облик особняка и при этом улучшив и расширив его, хотя и ворчал по поводу того, чтобы оставить эту развалюху, в которой вырос Шон, нетронутой. Ну, точнее, почти нетронутой. Кроме защитной двери строители поменяли крышу и вставили новые водонепроницаемые окна. Но в остальном домик остался прежним. Старая дровяная печь превратилась в бесформенную груду почерневшего металла, каменные стены покрывала копоть, а раковина из сланца разбилась пополам от жара огня, завалившись набок туда, где раньше стоял сгоревший комод. Шон каждый раз забывал, как тут тесно. Причем когда он жил здесь, комната была еще меньше.
Его мать повесила занавески, сшитые из старых покрывал, чтобы разделить комнату, выделить спальню для себя и его отца и небольшое пространство в углу, где лежал матрас Шона. Боже, как им втроем, должно быть, было здесь тесно, однако истинные размеры комнаты не имели значения: Шон считал, что это пространство можно измерить только временем.
Он сделал глубокий вдох, втянув носом воздух и задержав дыхание. Здесь чувствовались дым и огонь и что-то еще. Что-то темное, глубинное. Запах был влажным, гнилым и старым, даже древним – так пах особняк Игл до реставрации. Мать всегда говорила ему, что в особняке Игл водятся привидения, но этот запах… В нем чувствовалось что-то враждебное. Если бы Шона вынудили дать ответ, он сказал бы, что так пахнет зло. Казалось, что комната все еще скрывает какие-то тайны, несмотря на пожар, случившийся многие годы назад.
Шон закрыл глаза и прислушался.
Он не знал, что ожидал услышать. Плач матери?
Его отец был настоящим сукиным сыном.