Особое мнение

– На верхнем этаже? – заинтригованный, переспросил Бамберг. – Какое же это имеет отношение к делу?

– Я… понимаете, док, мне наверху куда уютнее.

«Навязчивое влечение, – подумалось Бамбергу. – Очаровательно».

– Вот как? – сказал он вслух. – И как вы себя чувствуете наверху? Лучше?

– Нет, не лучше, а… – Странный посетитель слегка замялся. – Могу я войти? Найдется у вас для меня секундочка времени?

Бамберг взглянул на часы.

– Ладно, – согласился он, жестом пригласив посетителя в кабинет. – Входите, присаживайтесь, рассказывайте, с чем пожаловали.

Гиллер, облегченно вздохнув, устроился в кресле.

– По правде сказать, мне это здорово жить мешает, – отрывисто, встревоженно зачастил он. – Всякий раз, как увижу хоть лестничный пролет, против воли тянет забраться наверх. Не говоря уж о воздушных полетах… я ведь всюду летаю воздухом. Аэроплан завел собственный. Не по карману он мне, но удержаться не смог. Приобрел.

– Так-так, – добродушно хмыкнул Бамберг. – Но ведь на самом-то деле это не так уж плохо. Влечение, я бы сказал, отнюдь не смертельное.

Гиллер уныло поник головой, сглотнул, блеснул крохотными темными глазками.

– Так ведь когда я наверху… Доктор, когда я наверху – к примеру, в высотном здании или в аэроплане лечу, – у меня другое… влечение, как вы выразились, возникает.

– Какое же?

– Наверху меня… – Гиллер передернулся всем телом. – Наверху меня против воли тянет толкнуть кого-нибудь.

– Толкнуть?

– Ну да. Вышвырнуть за окно. Наружу, – пояснил Гиллер, подкрепив объяснение красноречивым жестом. – Что делать-то с этим, док? Боюсь, не убить бы кого-нибудь. Как-то сморчка одного мелкого пихнул здорово… а в другой раз – девчонку, стоявшую впереди на эскалаторе. Расшиблась она изрядно…

– Так-так, понятно, – кивнув, промычал Бамберг.

«Подавляемая агрессия… и с сексуальной подоплекой. Ничего необычного», – подумал он, потянувшись к лампе.

Неисправимая М

I

Фут в ширину, два в длину – с виду эта машина больше всего походила на большущую коробку печенья. Бесшумно, с великой осторожностью вскарабкавшись на стену бетонного здания, она выпустила из брюха пару покрытых резиной валиков и приступила к первой фазе задания.

Из задней ее части выскользнула чешуйка синей эмали. Крепко-накрепко прижав чешуйку валиками к бетону, машина поползла дальше, наверх. Чуть выше вертикальная поверхность бетона сменилась сталью: машина добралась до окна. Здесь она, остановившись, исторгла из недр корпуса микроскопический фрагмент хлопчатобумажной ткани и бережно заправила ткань в щелку между петлей и оконной рамой.

В студеном вечернем сумраке машину было практически не разглядеть. Отсветы фар автомобилей, закупоривших оживленный перекресток невдалеке, скользнули поверху, коснулись ее полированного корпуса и тут же убрались восвояси, а машина продолжила работу.

Выпустив пластиковую псевдоподию, она сожгла лист стекла от края до края створки. Отклика из темной квартиры не последовало: дома не было ни души. Припорошенная мелкой матовой стеклянной пылью, машина оседлала оконную раму и подняла вверх чуткий рецептор.

Принимая сигнал, она надавила на стальной брус створки окна с силой ровно в две сотни фунтов. Рама послушно прогнулась. Вполне удовлетворенная достигнутым, машина, скользнув вниз по внутренней поверхности стены, скатилась на не слишком густой, средней длины ворс ковра. С этого начиналась вторая фаза задания.

На дубовый паркет возле подставки торшера аккуратно улегся человеческий волос – как полагается, с фолликулом и крохотным фрагментом кожи. Неподалеку от пианино паркетный пол украсился парой волокон подсохшего табака. Затем машина выдержала паузу протяженностью ровно в десять секунд и, как только под ее корпусом, щелкнув, встала на место катушка магнитной ленты, внезапно воскликнула:

– Тьфу ты! Проклятье…

Странно, однако голос ее оказался хрипловатым, мужским.

Замолчав, машина покатила к стенному шкафу и обнаружила, что его дверца заперта. Вскарабкавшись на гладкую деревянную створку, машина добралась до механизма замка, запустила в скважину тончайший щуп, бережно сдвинула сувальды назад. За стройным рядом пальто и пиджаков обнаружился невысокий холмик из батарей и проводов – автономный видеорекордер. Прежде всего машина уничтожила отсек с пленкой – один из важнейших шагов, а затем, покидая шкаф, обронила на осколки объективов капельку крови – что являлось шагом еще более важным.

Как только машина украсила мешанину залитой маслом магнитной ленты на дне шкафа фальшивым отпечатком подошвы, в замке входной двери металлически заскрежетал ключ. Прервав работу, машина замерла без движения. Не прошло и минуты, как в квартиру вошел невысокий человек средних лет с пальто поверх локтя и портфелем в свободной руке.

При виде машины вошедший остановился как вкопанный.

– Боже правый! – воскликнул он. – Ты что такое? Откуда взялась?