Особое мнение

– Послушай, друг, ты же в курсе, к чему ведут эти пуристы! Вырожденцами нас хотят сделать, в расу бабья превратить! Нет, раз уж Господь сотворил вселенную какой есть, то с меня этого вполне довольно. Противишься естеству – идешь против самого Господа, так-то! Кто строил этот мир? Люди! Полнокровные, мужественные, гордящиеся собственным телом, собственным видом и запахом! – заорал он, от души ударив себя в широкую грудь. – Я лично горжусь, вот как бог свят, горжусь, что от меня пахнет по-человечески!

Уолш неловко переступил с ноги на ногу.

– Я… э-э, – забормотал он, – э-э… нет. Я это подписать не могу.

– В смысле уже подписал?

– Нет.

Рыжеволосый здоровяк насторожился, сощурился, с презрением скривил мясистые губы, в гневе возвысил густой, сиплый бас:

– То есть ты за Поправку Хорни?! Ждешь не дождешься, когда же настанет конец естественному порядку…

– Мне выходить, – перебил его Уолш, поспешно дернув стоп-шнур.

Диск круто спикировал вниз, к электромагнитным захватам причала в конце его квартала, шеренги одинаковых белых кубиков – многоквартирных жилых блоков, выстроившихся рядком поперек буро-зеленого склона холма.

– Постой-ка, друг! Погоди…

Едва диск остановился над поверхностью причала, рыжеволосый угрожающе потянулся к рукаву Уолша. Стоянку возле причала, как обычно, до краев переполнили наземные автомобили: жены встречали возвращающихся с работы мужей.

– Не нравится мне твоя позиция, знаешь ли. Ты что, боишься высказаться напрямик? Или собственной расы стесняешься? Вот как бог свят, если тебе не хватает мужества…

Тут стройный седоволосый пассажир с маху заехал плутониевым перстнем ему в подбородок. Пальцы рыжего, стиснувшие рукав Уолша, разжались, станиолевый лист с петицией негромко зазвенел оземь, и оба попутчика сцепились в безмолвной, яростной драке.

Уолш, не тратя времени даром, сдвинул в сторону леер ограждения, спрыгнул с диска, в два прыжка миновал три ступени, ведущие к подножию причала, к усыпанной золой и шлаком площадке автостоянки, укрытой вечерними сумерками, и отыскал взглядом машину жены. Бетти смотрела на экран телевизора, вмонтированного в приборную доску, не замечая ни мужа, ни молчаливой схватки рыжеволосого натуралиста с седым элегантным пуристом.

– С-свинья, – выпрямившись, прошипел седой. – Скот вонючий!

Рыжеволосый, изрядно оглушенный последним ударом, остался лежать у ограждения.

– Слизняк… баба, бог тебя разрази! – прохрипел он.

Седой щелкнул клавишей отключения электромагнитных захватов, и диск устремился вверх. Уолш с благодарностью помахал ему вслед.

– Спасибо! – крикнул он. – Ваша помощь пришлась очень кстати!

– Не за что, – жизнерадостно отозвался седой, ощупывая сломанный зуб. – Всегда рад выручить из беды…

По мере того как диск набирал высоту, голос его звучал все тише и тише, но завершение фразы Уолш услышать, увы, успел.

– …собрата-пуриста!

– Да я не пурист! – в бессильной ярости завопил Уолш. – Не пурист и не натуралист, слышите?!

Увы, его крика не услышал никто.

– А я никакого отношения к ним не имею, – монотонно твердил Уолш, сидя за ужином перед тарелкой с картофелем, кукурузой под белым соусом и антрекотом. – Я не пурист и не натуралист. Почему мне обязательно следует быть либо тем, либо другим? Неужели во всем мире нет больше места для человека с собственным мнением?

– Ешь, дорогой. Остынет, – рассеянно пробормотала Бетти.

Из-за тонких стен крохотной, ярко освещенной гостиной доносились отзвуки голосов и звона столовых приборов: соседи тоже ужинали, а за ужином вели разговоры. Ко всему этому примешивался металлический, дребезжащий гомон телевизоров пополам с урчанием кухонных плит, холодильников, кондиционеров и радиаторов отопления. Карл, шурин Уолша, сидя напротив, жадно уписывал вторую тарелку горячей, курящейся паром картошки. Пятнадцатилетний сын Уолша, Джимми, пристроившийся рядом с дядюшкой, сосредоточенно листал дешевое издание «Поминок по Финнегану», купленное в книжной лавке на нижнем этаже, снабжавшей книгами весь их автономный многоквартирный блок.

– Не читай за столом, – рассерженно хмурясь, бросил Уолш сыну.

Джимми поднял взгляд.

– Да ладно? Я правила общежития знаю прекрасно, и там, точно тебе говорю, насчет чтения за столом ни слова не сказано. К тому же мне нужно прочесть эту штуку до ухода.

– Куда это ты, дорогой, на ночь глядя собрался? – спросила Бетти.

– Партийные дела, – туманно ответил Джимми. – Больше рассказать, извини, не могу.

В попытках хоть немного притормозить гневные тирады, рвущиеся с языка, Уолш уткнулся в тарелку.

– Я по дороге с работы домой снова стал свидетелем драки, – сообщил он. – И снова из-за того же самого.

– Кто победил? – заинтересовался Джимми.

– Пурист.

Мальчишка засиял от гордости: сам он, активист Лиги юных пуристов, числился там в сержантах.

– Кстати, пап, ты бы поторопился. Запишись прямо сейчас, и в понедельник тоже сможешь проголосовать.

– Голосовать я и без того собираюсь.

– Не выйдет. Для этого нужно членство либо в той, либо в другой партии.