Особое мнение

Уолш вошел в кабинет и устало опустился в кресло.

– Чарли, мне тут подумалось, что пора бы снова тебя навестить, – сказал он.

– Всегда рад, Дон. Однако… – Склонившись вперед, робот взглянул на циферблат часов у края роскошного стола из красного дерева. – Однако разве сейчас не время ужинать?

– Да, – подтвердил Уолш, – но я не голоден. Помнишь, Чарли, о чем мы с тобой разговаривали в прошлый раз? Помнишь, что я рассказывал… то есть что не дает мне покоя?

– Разумеется, Дон. Разумеется.

Качнувшись вместе с вращающимся креслом, робот весьма убедительно, едва ли не по-человечески, оперся локтями о стол, смерил пациента доброжелательным, располагающим к откровенности взглядом.

– Как у тебя дела в последние дни?

– Знаешь, Чарли, не очень. И это так оставлять нельзя. А ты наверняка можешь помочь: ты ведь сторона беспристрастная, – зачастил Уолш, не сводя умоляющего взгляда с квазичеловеческого металлопластикового лица. – Ты, Чарли, способен во всем разобраться трезво. Ну как, как я могу присоединиться к любой из этих двух партий?! Их лозунги, пропаганда… чушь ведь сплошная! Идиотизм! С чего бы мне, черт побери, всерьез волноваться по поводу чистоты зубов или там запаха под мышками? А люди из-за таких пустяков готовы в горло друг другу вцепиться… будто с ума посходили, ей-богу! Если Поправка пройдет, весь мир скатится в самоубийственную гражданскую войну, и от меня все вокруг требуют принять либо ту, либо другую сторону!

– Понятно, Дон, – кивнул Чарли. – Картина ясна.

– Так что ж, мне идти на улицу, проламывать головы каким-нибудь бедолагам только за то, что от них пахнет… или не пахнет? Людям, которых я знать не знаю? Нет уж, увольте! Ни под каким видом! Почему меня не оставят в покое? Почему отказывают в праве на свое мнение? Почему я непременно должен ввязываться в это… безумие?

Робот-психоаналитик снисходительно улыбнулся.

– Знаешь, Дон, я, наверное, довольно жестокую вещь скажу, но… Понимаешь, ты не в ладах с собственным окружением. С обществом. Потому и культурный климат, и общепринятые моральные нормы тебе кажутся не слишком-то убедительными. Однако это твое общество, Дон. Тебе в нем жить. Уйти от него, устраниться… не выйдет.

Уолш с трудом заставил себя разжать кулаки.

– Я вот что думаю. Нравится человеку пахнуть – пусть пахнет себе на здоровье. Не нравится – бога ради, пускай идет удалять потовые железы. В чем сложность? Что в этом не так?

– Дон, ты уклоняешься от проблемы, – спокойно, бесстрастно возразил робот. – По сути, утверждаешь, будто обе стороны не правы, а это ведь, согласись, глупо. Одна из двух сторон непременно права. Иначе не бывает.

– Почему это?

– Потому что две эти стороны целиком исчерпывают практические возможности. Твоя же позиция – на деле совсем не позиция, а так… нечто чисто умозрительное. Видишь ли, Дон, ты психологически не способен взяться за решение проблемы всерьез. Не желаешь примкнуть ни к одной стороне, подсознательно опасаясь утратить свободу и индивидуальность. Ты, если можно так выразиться, интеллектуальный девственник, желающий во что бы то ни стало сохранить непорочность.

Уолш призадумался.

– Мне, – сказал он, – просто хочется остаться при своих убеждениях.

– Но ты ведь не обособленный индивид, Дон. Ты – часть общества. Идеи, знаешь ли, существуют не в вакууме.

– Однако я вправе распоряжаться собственными идеями, как захочу.

– Нет, Дон, – мягко откликнулся робот, – идеи эти не твои, поскольку созданы не тобой. Жонглировать ими как заблагорассудится ты не в силах. Это они распоряжаются тобой… а созданы, заложены в твое сознание окружением. Жизнью. На деле твои взгляды – отражение вполне определенных общественных факторов и устремлений. Просто в твоем случае две взаимоисключающие тенденции общественного развития, столкнувшись одна с другой, породили своего рода патовую ситуацию. Поэтому ты и воюешь сам с собой… не можешь решить, к какой примкнуть стороне, так как в твое сознание внедрены элементы обеих.

Сделав паузу, робот подкрепил сказанное рассудительным кивком.

– Но все же, – продолжал он, – принять решение тебе придется. Придется – так или иначе – разрешить этот конфликт и действовать. Остаться сторонним зрителем, увы, не получится… в происходящем придется участвовать, активно участвовать. В жизни, знаешь ли, зрителей не предусмотрено… а это – жизнь.

– То есть о чем-то другом, кроме этого идиотизма вокруг пота, зубов и волос, можно даже не мечтать?

– С точки зрения логики другие общества, конечно же, существуют, но родился ты в этом. В этом… и другого тебе не дано. Либо живи в нем, либо не живи.

Уолш поднялся на ноги.

– Другими словами, меняться должен я. Идти на уступки придется мне.

– Боюсь, да, Дон. Согласись, рассчитывать, что все остальные приноровятся к тебе, попросту несерьезно. Чтобы три с половиной миллиарда людей вдруг изменились ради одного-единственного Дона Уолша… Пойми, Дон, ты застрял на стадии инфантильного эгоизма. Не дорос до того, чтобы взглянуть в глаза действительности, – с улыбкой подытожил робот. – Но дорастешь, дорастешь непременно!