Особое обстоятельство

— Какая же ты… сука, — с отвращением сказал он, и каждое слово, которое Тимур выплевывал в мой адрес, хлестко било по щекам. Мужчина сделал несколько шагов вперед, став еще ближе, и теперь я уже могла разглядеть его лицо. Взгляд, такой тяжелый, полный ненависти, убивал. Я сглотнула, переминаясь с ноги на ногу, и не знала, что делать.

— Послушай, — он должен узнать всю правду, прежде чем решит убить меня, должен!

— Я уже наслушался, — перебил Байсаров, — и понял, что ты лживая дрянь.

— Тимур! — взмолилась я, шагнув к нему на встречу, но он вскинул пистолет, направляя его в мою сторону, — ну выслушай ты меня!

Я отчаянно трусила, но боялась вовсе не смерти: я не хотела, чтобы Тимур разочаровался во мне, как еще в одном предателе, что его окружали. И все равно, что Валерий, чьим именем он назывался, давно мертв. Сейчас я боялась потерять того, кто стоял напротив меня, и неважно, как его зовут на самом деле. У каждого из нас оказалось достаточно причин, чтобы скрывать свое прошлое, и не зря.

— Хватит! — рявкнул он, а я вздрогнула оттого, сколько боли скрывалось в его крике. — Я ведь вспомнил тебя, — при этих словах я обмираю, испуганным зверьком ожидая продолжение. — Максим показал фотографию с открытия Новокамска, где я умер от твоих рук. Помнишь? Отравленный каравай, — он горько усмехнулся, качая головой, — а если бы кто-то откусил его раньше меня? Или тебе без разницы, сколько людей могло погибнуть по вашей милости?

— С остальными ничего не случилось бы, — устало закрыв глаза, прошептала я, не узнавая свой голос, — тебе подмешали препарат еще в вертолете, а вещество, содержащееся в каравае, лишь активировало его. Друг без друга они не работают. Для остальных он безопасен.

Один из тех дней, которые я мечтала забыть, но помнила так ярко, до последней детали, от колких пайеток, которыми расшили национальное платье, приготовленное для меня, до запаха в салоне автомобиля Макса на обратном пути из Новокамска. А еще — глаза, яркие, голубые глаза Кайгородова, и его веселый взгляд, и громкие и умирая на руках охранников.

Я помнила, но не могла никак найти в Тимуре сходства с Кайгородовым.

— Ты знаешь, блядь, что у меня чуть не отказали почки?! Что долбанных полгода я лежал в клинике, пытаясь восстановиться, цепляясь за жизнь и боясь сдохнуть? Что все это время я мечтал вот этими руками задушить падлу, которая все это устроила? И ради одной только этой мести отдать все состояние твоему Бро, чтобы получить взамен новое имя, лицо и возможность поквитаться?

Его голос гремел, разлетаясь по поляне, и отдаваясь грозным рыком в голове. Мой был тих и почти неслышен:

— Бро сам отправил меня на это задание. Я тогда уже работала на него.

— Сука, — лицо его было настолько напряжено, будто привычный мир уходил у нас из-под ног. Он нахмурился еще сильнее, но продолжил слушать меня.

— После того, как случайно умер Миша, людей, на которых я работала, вынудили отдать меня Бро. А потом я начала трудиться на него, и когда отправлялась в Новокамск, все начиналось как обычно. Может, меня просто не ставили в известность, может…

— Миша умер не случайно, — остановил мой рассказ Тимур. — Ты подсыпала ему не клофелин, и дозы, которая попала в его организм, хватило, чтобы убить слона.

Я ошарашено смотрела на него. Я точно помнила, как удивился и испугался Арик, когда погиб Головин. Но Седой мог скрыть не только от меня свои планы. Наверное, уже тогда он пытался подставить меня. Дураку было понятно, когда продаешь душу дьяволу, без потерь от него не уйти.

— Если я не успел бы вовремя забрать у него документы, мы провалили бы серьезную сделку, и последствия оказались печальные не только для него, но и для нас всех.

В кармане завибрировал мобильный Когана, а мы стояли так близко друг к другу, почти касаясь руками… Нас разделял только пистолет. Пистолет и пропасть, которая выросла здесь благодаря стараниям Бро. Сначала Седой, а потом и он старательно втаптывали меня в грязь, будто я была их личным врагом, а я только и делала, что теряла — всех и всё, и пыталась делать вид, что продолжаю жить, а не существовать. И теперь, благодаря ужим подковерными играм, на две сломанные судьбы в этом мире стало больше.

Вряд ли за это время я научилась чему-то хорошему, только сдерживать слезы, да и то выходило так себе. Сейчас они текли по лицу, смешиваясь с дождем и ныряя за ворот чужой толстовки, пахнущей его одеколоном.

— Кто тебе звонит? — вынимая у меня из кармана телефон, Байсаров нажал на прием и замолчал, ожидая, когда собеседник заговорит первым. Внутри было пусто. Я подняла голову вверх, подставляя лицо под холодные капли.

Леха не ответил. Должно быть, у него хватило ума понять, что это не я, а может, просто проявлял излишнюю предосторожность.

— Кто это?

— Не знаю, — врать, так до конца, теперь-то уже какая разница? Я все равно враг номер один, — это телефон Когана. Я думала… мы сможем сбежать с тобой.

Тимур молчал, не зная, что добавить, а я вдруг стала лучше понимать затею Бро.