— Теперь пусть сунутся, — шутил он, выкладывая все на пол. — Товарищ замполит, как вы себя чувствуете? Хорошо? Вот и ладно. Я тут в заветном месте был… Глянул, поубавилось запасов. Значит, где-то мои ребята орудуют. Ночью в Васильевке конюшни сгорели…
Его рассказ был прерван далеким псовым лаем. Все насторожились. Чутьем, обретенным на войне, поняли — немцы. Отступать поздно. К обороне готовились спешно, но тщательно. Трое вооруженных людей располагались так, чтобы во время боя можно было видеть друг друга и оставаться невидимыми для врагов.
Там, где так недавно Дашенька собирала ягоды, искусно замаскировался Митя, тропинку, ведущую к сторожке, взял под прицел сосредоточенный Калмыков; Дашеньке отвели место, самое удобное для связи с ранеными. Те, чувствуя надвигающуюся опасность, отползли к задней стене.
Все ближе и ближе лаяли собаки, гортанно перекликались немцы.
Первым выстрелил Митя. Проводник овчарки без крика и стона упал. Калмыков не успел выстрелить. Ему было уже не в кого стрелять: немцы повалились, как снопы в бурю. Палец Дашеньки сросся с горячим курком автомата. Над головой зловеще позвякивали пули.
В том месте, откуда раздался выстрел, с оглушительным треском разорвалась граната. На минуту все вокруг обложила серая удушливая пелена. Дашеньке показалось, что впереди качнулся куст. Она прицелилась и выстрелила. Куст больше не качался. Калмыков повернул к ней спокойное, ободряющее лицо и улыбнулся.
Немцы без выстрелов подползали к лачуге. От невидимой тройки их отделяла теперь сотня-другая шагов. Дашенька по опыту боев знала, что скоро гробовому молчанию наступит конец.
И правда, враги, набравшись духа, вскочили и, расстреливая обоймы, побежали к сторожке. Но меткие короткие очереди троих заставили их снова залечь. Началась перестрелка.
— Вот и хорошо, — проговорил после очередного выстрела Калмыков, — постреляем, а там, глядишь, и мои ребята подоспеют.
Но ребят все не было, и Калмыков стал чаще оглядываться, а потом перевел автомат на одиночные выстрелы. Наконец он подполз к Дашеньке.
— Положение у нас, Даня, создается неважнецкое, — смахивая рукавом нагар с патронника, сказал Калмыков. — Как думаешь, вдвоем продержитесь с часок?
— Должны, — уверенно ответила Ивченко.
Калмыков, не поднимая головы, пополз к сыну. Дашенька видела, как они прижались друг к другу. Митяй повернул к ней широкое лицо.
— Держитесь. Я скоро, — сказал он, отползая от избушки к густому камышу.
Только сейчас Дашенька поняла, почему немцы не могут подойти к ним с тыла. Там довольно широкий и глубокий ерик. Значит, за спиной у них надежное укрытие. Надо только держать фронт.
Привычным ухом раненые поняли, что один из троих выбыл. Замполит стиснул зубы и пополз к оконному проему.
— Тяжело, Ивченко? — спросил он.
— Жарковато, — ответила Дашенька, стреляя.
— Вот что, сержант, — строго заговорил лейтенант, — может, я возьму автомат, а тебе удастся уйти незамеченной…
Дашенька поняла, что он требует от нее невозможного. Чувство обиды захлестнуло ее.
— Не мешайте, уходите, — резко крикнула она.
Калмыков, услышав крик, приподнял голову и тут же опустил ее. На ходу достав бинт, Дашенька подползла к нему. Пересекая височную впадину, тонкая изломанная струйка крови метнулась к глазу, на щеку. С трудом разжав пальцы, она взяла автомат и, не поднимая головы, поползла обратно.
Лейтенант, увидев оружие, молча потянулся к нему. Дашенька передала автомат. Замполит перевернулся на левый бок и поволочил правую ногу к выходу.
— Ну, Ивченко, только не назови его в мою честь, — вдруг задорно проговорил замполит. — Обижусь. А теперь покажем фрицам, где раки зимуют.
А Дашенька, оглушенная не столько выстрелами, сколько неожиданным откровением лейтенанта, вновь почувствовала, как заворочался кто-то там внутри. И почему этот чудак замполит решил, что обязательно будет мальчик? Смешные эти мужики.
И она, пересиливая страх, теперь больше за него, чем за себя, улыбнулась лейтенанту и сказала:
— Покажем!
— Да тут еще гранаты, — будто нашел клад драгоценностей, радостно крикнул лейтенант.
«Хорошо бы одну мне, — подумала Дашенька, — на всякий случай». А внутри что-то снова теперь протестующее заворочалось, и она вынуждена была извиниться: «Ты прости меня, будущее, это я так, на всякий, на самый крайний случай. А вообще-то мы еще поживем с тобой…»
В проем, будто птица, плавно влетела. огромная серая овчарка. Грязными, жесткими лапами собака придавила ее к земле, потянулась отточенными клыками к горлу. Дашенька изловчилась и сунула ствол автомата в пасть. Овчарка выбила его лапой и еще тяжелее навалилась на жертву. Выстрел в упор заставил собаку беспомощно лизнуть горячим языком шею сержанта и медленно сползти на пол.
Ивченко с трудом встала на трясущиеся колени и услышала резкую дробь автоматов и крики…
…Наверное, много дней и ночей находилась она в беспамятстве, потому что, открыв глаза, увидела светлую комнату с кроватями, цветами на тумбочках и сестру в белом халате.
— Уже в госпитале? — удивленно шевельнула она бледными, сухими губами. — А где же они?