Дети забыли о заминке и наперебой стали уверять, что и свежие, и вкусные, и как так вообще можно про тетю Аду, она такая добрая была, одна единственная, кто мог встать на защиту…
И опять молчание.
— Вы это… мы ничего не делали. Не за что нас держать. И мы больше ничего не знаем, — решительно сказал старший, взял младшего за руку и потащил к выходу.
— А нас накажут, да? — шмыгнул носом тот.
— Молчи, и все будет хорошо! — приказал ему брат и дверь выпустила их наружу.
Димитрий задумался. И когда Луцияна впустила следующего слугу, поинтересовался:
— А нельзя ли поговорить с хозяйкой? А то здесь толку не видно.
— С хозяйкой? — удивилась Нежь. — Так она померла давным-давно, Светлого ей пути.
— И что, нис Бель живёт один?
— Нет, с двумя дочерьми.
Очень интересно. То есть дочери хозяйками не считаются?
— А с ними можно поговорить?
— Никак нет. Они дамы впечатлительные. Да и пребывают со вчерашнего дня в постелях из-за болезни.
— А Ада Гарь кому-то из них прислуживала?
Луцияна всем своим видом демонстрировала недовольство разговором.
— Да. Обеим. Хотя считалась служанкой Ильяны.
— А ниса Ильяна — младшая сестра?
— Старшая. Младшая — Ясмина.
— Что ж, жаль. Кто как не хозяйки, могли бы поведать, настолько ли хорошей была ваша Ада Гарь.
Луцияна лишь гордо вздернула подбородок.
— В нашем доме нет ленивых, ворующих, сплетничающих или недобросовестных слуг!
— Вы следите за этим лично?
— Да!
— Тогда такой работой стоит восхититься. Значит, Ада Гарь стала жертвой какого-то злодея. И надо выяснить, с кем она общалась последнее время. Вы не могли бы пригласить конюха? Кажется, он дальний родственник ее мужа?
Луцияне пришлось уйти, опять оставив его наедине со слугой.
Богатый дом с молчаливыми слугами — само по себе не преступление. Но… Всегда есть "но".
Да и слуги все равно бывают разные.
— Да она вообще общительная была. Обходительная женщина. Я вам вот что скажу: захотела б, уехала б отсюда. Но больно дружна с хозяйкой была. Потом всё за дочками ея ходила. Да не… Ох. Я вот вам скажу: она и замуж легко могла выйти. Ее лавочник-то, что с Берёзовой, сукном торгует, звал. Свой бы дом имела! С серебра ела б! А он собой хорош, вдовец. А что два сына, так большие уже. Да и она ещё б вполне могла родить. Да не пошла. Говорит, девочку не могу оставить.
— Девочку? А разве у нее не сын был?
Кухарка отвела глаза. Стала мять толстыми пальцами кристально белый передник.
— Да… Сын… Оговорилася…
— А с хозяйками дружна была?
— Да… Заместо матери почти…
— Я так понял, Ада любила детей, баловала всех подряд, и мальчишек ваших, и девочек хозяйских.
Кухарка всплеснула руками, оживилась.
— Дай ей Отец Светлого пути! Я вам скажу: золотое сердце у Адочки! И рубашонки покупала, было дело. Они ж шустрые, рвут все на свете. И пряника всегда с базару принесет. А девочкам то ленту, то книжицу, а то и доброе слово — оно им подарков дороже с таким…
Женщина испуганно замолчала. Не выдержала, обернулась на дверь. Опять принялась мять передник.
— Тяжело без матушки, скажу я вам. Да так… Отпустите, милсдарь. Я ничего больше не знаю.
Димитрий отпустил.
Оговорок было мало. Информации они давали ещё меньше. Но у дома была тайна. Она могла касаться дела, а могла не касаться. Но нельзя этого понять, если тайну не раскрыть. А чтобы раскрыть, надо добыть информацию. И правильно ее обдумать, верными углами совместить. А то рисунка не получится.
В вещах Ады (если ему, конечно, выдали все ее вещи) ничего предосудительного не нашлось. Женские штучки, одежда, томик иностранного поэта Ильенского, простая деревянная шкатулка с бижутерией, в которой обнаружились несколько тонких браслетов и один тяжёлый, широкий, на восточный манер, бусы разного цвета, старый поцарапанный медальон да серьги. Неинтересно. А вот когда Димитрий выходил из спальни слуг, то произошло нечто любопытное: он увидел, что в конце коридора стоит девушка. Он не успел ее толком рассмотреть, едва она его заметила, как бросилась прочь, но и пары мгновений хватило, чтобы понять, что одета она не в сорочку, а в домашнее платье и платье это из дорогой ткани. Разумно предположить — это одна из хозяйских дочерей. Что в свою очередь приводит к простой, но имеющей значение мысли: Луцияна ему соврала. Вот только по собственной инициативе или по приказу ниса Бель?
Спрашивать Димитрий не стал. Вито, дожидающийся на улице, снова ловко поймал извозчика, они сели в коляску и направились к мертвецкой. Время уже перевалило за полдень, и сыщик рассчитывал, что доктор провел все необходимые мероприятия и уже может сказать про трупы что-то конкретное.
Оказалось, сид Угль ещё занят. Однако женщину он осмотрел первой и ее можно было опознавать. Димитрий на труп не обратил внимания, больше посматривая на невозмутимую Луцияну Нежь, но та не показала никаких эмоций: ни злорадства, ни слез. Кинула на свою подчинённую один-единственный взгляд, промолвила:
— Да. Она. Жаль. — И вышла. Как будто она трупы каждый день осматривает!
Димитрия же наконец позвал доктор.