Особые полномочия на любовь

Но не сломаю. Потому что это не так. Была у меня уже личная беседа с Эвой. Она обижена на него. Но совсем за другое, как мне показалось. Разберёмся…

— Тишина, сказал! — рявкает опять надсмотрщик, проснувшись от наших повышенных тонов.

Хмуря брови, Яра съезжает по стене на корточки. Пальцы разминают перебинтованное плечо.

— Лейтенант! Дай девушке обезболивающее.

— Девушек у нас не бывает. А задержанным не положено.

— Козёл…

— Что?!

Скрежет железной двери. Слышу голос Серёги.

— Лейтенант, сходи прогуляйся на полчасика.

Подходит к нам.

— Привет, рецидивист. Когда уже башку отрастишь? А то яйца отрастил, а мозгов нет.

Протягивает мне через решётку стакан с чаем.

— Привет, братишка.

— И тебе привет, проблемная зазноба моего бестолкового брата, — протягивает второй стакан Диляре.

— Спасибо, — забирает она.

— Какие новости? — делаю я глоток крепкого сладкого чая.

— По традиции их две — хорошая и плохая. Какая из них какая — решайте сами.

— Ну? — нетерпеливо переглядываемся мы.

— Первая — Эва нашлась. Сама приехала к Виктору.

— Умница! Глупая! — выдаём синхронно…

— А ну-ка, тихо! — строго смотрю на Диляру. — А плохая какая?

— Задержанный при допросе на пентотале впал в острый психоз и начал галлюцинировать. Состояние до сих пор не снято. В итоге мы не знаем, что из сказанного имеет отношение к реальности, а что — нет. И… мы до сих пор не знаем, где София. А сверху распоряжение штурм не отменять. Через три часа…

— Ладно, — сдаётся Диляра. — Я скажу, где София.

Глава 48 Допрос

Виктор

Ливень заливает глаза. В первое мгновение думаю — показалось. Застываю, боясь спугнуть этот мираж…

Поднимает глаза… Её колотит от холода. Волосы чёрными змеями облепляют белое платье и открытые плечи.

Растерянно делаю несколько шагов к ней. Мне хочется обнять её, укрыть, согреть, спрятать, защитить…

Но прикасаться я теперь не должен.

— Здравствуй, Эва… — просаживается мой голос на хрип.

— Здравствуй, Виктор, — бесцветно.

— Пойдём?

Встаёт с качелей. Обняв себя за плечи, понурившись, идёт по направлению к двери. Отмерев, иду следом. Белое платье полностью промокло и почти прозрачно. И мой взгляд скользит по её бёдрам, талии… плечам. Кожа покрыта мурашками. Мне очень жаль, что они не от моих ласк, а от холода.

На лестнице обгоняю, открываю ей дверь. Мы заходим в квартиру как чужие люди, шарахаясь в разные стороны при малейшем соприкосновении. Болезненный трип нарастает, снося башню. И словно ничего хорошего между нами никогда не было! А что было?

Преодолевая её такую плотную сейчас личную зону, я ловлю взгляд Эвы.

Она снимает моё колечко, протягивает на ладони, опуская глаза. Заторможенно забираю с колотящимся в горле сердцем.

— Зачем ты тогда пришла?! — срывает меня.

От моей агрессивной подачи вжимается в стену и, дрожа, съезжает вниз.

— Отпусти Яру, пожалуйста… Там… Там должна была быть я, а не они с Ваней. Меня и забирай.

— Классно придумала! — рычу я, сжимая кольцо.

— Иван сказал, что ты хороший человек.

— Да-а-а? — выходит очень ядовито. — Но недостаточно хороший для тебя, так?

— Отпусти Яру, — закрывает лицо руками. — Я всё сделаю, что скажешь.

Опять меня в насильника превращаешь?? Зачем?!

Меня взрывает! И я в секундном порыве, в бессильной болезненной ярости вколачиваю кулак в стену. Практически ненавидя её за то, как она беспомощно и безысходно сидит с закрытыми глазами у моих ног.

Присаживаюсь перед ней.

— А что я попрошу?! Что я могу у ТЕБЯ попросить?? Я попросил у тебя руку… А больше мне ничего не надо. Да и этого теперь тоже не надо!

— Прости меня, пожалуйста…

— За что именно, Эва? За ложь? За лицемерие? За то, как кинула меня перед семьёй? За то, что окрестила насильником? — рявкаю я. — За что именно?!

Открывает глаза.

— Я никогда такого не говорила, — кусает губы, отрицательно качая головой.

— Значит, очень выразительно молчала, когда сестра тебя спрашивала об этом! Изнасиловал я тебя?!

— Нет!

— Да!!! — рявкаю я. — Потому что ты — лицемерная дура!

— Прости меня, пожалуйста.

— Ещё десять раз это скажи! Как будто это что-то меняет!

Встаю, в бешенстве ища глазами — что бы разнести. Дыхание рвётся… Судорожно дышу глубже, слыша, как тихо она рыдает за спиной. Внутри всё сжимается. Ухожу в комнату, достаю новый тёплый плед. Возвращаюсь, перекидываю его через плечо. Молча сажусь рядом, стягиваю с неё ледяное прилипшее платье трясущимися руками.

— Что ты делаешь?… — заикаясь.

— Насилую, блять! — рвётся платье под пальцами. — Что ж ещё?!

Закутываю её в плед.

— Прости меня, пожалуйста… — пытается погладить пальцами моё лицо.

Оскаливаясь, уворачиваюсь. Помогаю ей подняться на ноги. Веду в комнату. Усаживаю на диван, включаю климат-контрол с тёплым обдувом.

Приложившись на кухне к бутылке с коньяком, делаю несколько больших глотков, чтобы успокоиться. И ей наливаю в бокал. Отдаю.

— Пей.

Отрицательно крутит головой.

— Пей, сказал! — сдавленно рявкаю.

Не пентотал же в неё вкачивать? Надо было сразу напоить!

Стуча зубами о бокал, делает несколько глотков.