Хотя, хотя... Он еще при мне выкинул потрясающий фортель! Написал статью, от которой островные мудрецы за голову схватились. Он доказывал, что стройки, подобные нашей, надо комплектовать не менее тщательно, нежели космические экспедиции. И не только оборудованием - людей надо подбирать. А если стройка сорвана, то надо иметь мужество найти истинные причины срыва, а не хвататься за оргвыводы, как за соломинку. Скандал! Да, у меня сохранилась эта статья, он прислал с дарственной надписью. Вот она... Послушай... "Панюшкину от Ливнева, которого он теперь совершенно не знает". Какие повороты! А надпись-то, надпись! С намеком. Дескать, раньше ты, может быть, неплохо знал меня, а теперь не знаешь, но ты меня еще узнаешь! Во как! О, какая угрожающая надпись!
* * *
Панюшкин поднял голову, прислушался - кто-то поднимался на крыльцо. Гость долго топал ногами, обивая снег, потом неуверенно шел по темному коридору, и, наконец, шаги"стихли у самой двери.
- Входи, кто там прячется? - крикнул Панюшкин.
- Следователь прячется, - в дверях показался Белоконь. - Добрый вечер, Николай Петрович! Не помешал?
- Да ладно! Я вижу, служитель истины и по вечерам не знает покоя?
- Покой нам только снится, кто-то, по слухам, произнес такие слова, не знаю, правда, по какому поводу.
Знаешь, Николай Петрович, я немного посамовольничал...
Попросил участкового пригласить сюда, в контору, нескольких человек, с которыми мне бы маленько потолковать... Если ты не против, мы расположимся в кабинете...
Рабочий день кончился... А?
- Отчего же! Интересно посмотреть на работу профессионала. Мне изредка приходится выполнять обязанности следователя... Да-да, у меня даже Уголовно-процессуальный кодекс имеется. Там, кстати, предусмотрено, что руководитель организации в удаленных местах может производить дознание. А дело, которым ты занимаешься, я уже распутал.
- Может, мне и не стоит возиться?
- Возись, - усмехнулся Панюшкин. - Потом сверим результаты.
- Другими словами, - медленно проговорил Белоконь, снимая пальто, - ты хочешь сказать, что Большакова все-таки столкнули, не сам он свалился с обрыва?
- Положим, я этого не говорил, но если хочешь, скажу. Столкнули.
- Значит, преступление было?
- Ищи, - опять усмехнулся Нянюшкин. - Ищущий да обрящет. И потом, что бы я тебе ни сказал, какие бы секреты ни открыл, следствие все равно необходимо, правильно? Нужны показания, свидетельства и так далее.
Суду недостаточно готового ответа.
Белоконь, набычившись, долго смотрел на Панюшкина, потом, видимо, решив не настаивать, сразу стал добродушным и беззаботным. Прошелся по комнате, посмотрел в окно и, наконец, остановился у схемы нефтепровода, на которой были изображены два мыса, устремленные навстречу друг другу, и между ними пунктиром-трасса, на две трети закрашенная красным карандашом.
- Насколько я понимаю, - Белоконь показал закрашенную часть, - это уложенные трубы?
- Совершенно верно.
- А это? - следователь показал на кривую черту, изогнутую к югу.
- Это наш нефтепровод после Тайфуна. Такое примерно положение он занял. Видел трубы у конторы?
Метр в диаметре, отличная сталь, толщина-почти сантиметр... А изогнуло трубу, как бечевку. Вес изогнутой части-тысячи тонн. Во крутило!
Белоконь зябко передернул плечами:
- Николай Петрович, деточка ты моя, что же тебя заставляет сидеть здесь который год? Просвети неученого!
Зарплата? Ты не меньше мог бы получать и в другом месте, более обжитом... Должность? Слава?
- Какая слава! - горько рассмеялся Панюшкин. - Тут так ославишься-всю жизнь не проикаешься!
- Может, ты того... - Белоконь понизил голос и прошептал, тараща глаза, - романтик? Слово такое слышал недавно, не понял, правда, что оно означает.
- Нет, я не романтик, - Панюшкин покачал головой. - Ничего похожего. И отношение у меня к этому слову, понятию... неважное. Стоит за ним что-то наивное, кратковременное. Этакий подъем душевный, не подкрепленный достаточным количеством информации, более того, пренебрегающий информацией. Ничего, дескать, что мало знаем, что невежественны, зато мы молоды и полны желания чего-то там сделать. Причем не просто сделать, а с непременным условием, чтоб песня об этом была! - Панюшкин с каждым словом говорил все резче. - Это как цветение весеннего сада - до заморозков, до града, до засухи, до нашествия всяких паразитов!
- А мне нравится цветение весеннего сада, - провокационно улыбнулся Белоконь.
- Мне тоже. Смотрится приятно. Но на романтику, товарищ Белоконь, я смотрю, как на чисто производственный фактор, который не вызывает у меня восхищения, потому что это ненадежный, неуправляемый, непредсказуемый фактор. К нам приезжают время от времени этакие...