Особый отдел и око дьявола

— Место тихое, — наливая в мензурку из пузатой десятилитровой бутыли, заверил его мастер. — Хотите ещё?

— Нет, спасибо... А насчёт тихого места я с вами совершенно не согласен. Каждый год то убийство, то несчастный случай, то суицид. На плохом счету ваша Чаруса.

— Ну да, ну да... — мастер сам опорожнил мензурку и закусил сыром, имевшим подозрительный фиолетовый цвет. — Что есть, то есть... А знаете, когда надвигается какая-нибудь беда, мои сыры заранее чувствуют это. Замедляется созревание «Чеддера». Пересыхает «Рокфор». Да и другие сорта ведут себя непредсказуемо... Почти год производственный процесс шёл без сучка и задоринки, а с недавних пор я снова вижу грозные знамения. Пропала целая партия «Чеддеров». «Рокфор» опять не может набрать положенную по технологии влажность. Значит, в самом скором времени надо ждать новую трагедию.

— Это вы серьёзно? — Цимбаларь подозрительно покосился на бутыль со спиртом.

— Совершенно серьёзно, — ответил мастер. — И поверьте, спиртное здесь ни при чём. Это лишь профилактическое средство... Просто я очень хорошо знаю сыры. Можно сказать, вырос среди них. И мой отец был сыроделом, и дед. По той же стезе пойдёт и мой сын... Кстати говоря, Страшковы ведут свой род от Николая Васильевича Верещагина, первого российского сыродела, основавшего своё дело во второй половине девятнадцатого века.

— Разве до этого в России не было сыра? — удивился Цимбаларь.

— Своего, представьте себе, не было! Пётр Первый, большой его любитель, пытался завести сыроделие, да безуспешно. За границей этот товар покупали.

— Но сейчас, похоже, всё в порядке, — Цимбаларь огляделся по сторонам. — У вас, как я погляжу, дело кипит.

— Это что! Сейчас лактация коров на нижнем пределе. А летом просто рабочих рук не хватает.

— Мой предшественник старший лейтенант Черенков к вам не захаживал? — как бы между прочим осведомился Цимбаларь.

— Крайне редко. Не любил он сыр. Впрочем, кроме меня, его в Чарусе никто не любит. Предпочитают пироги да ватрушки.

— Это от переизбытка, — сказал Цимбаларь. — Мой предок Цепеш, имевший прекрасные винные погреба, предпочитал токайскому и мускату обыкновенную человеческую кровь. Разве это не парадокс?

— Ну да, ну да... — теперь уже мастер подозрительно косился на собеседника.

Воспользовавшись его замешательством, Цимбаларь напрямую спросил:

— Что вы можете сказать об убийстве Черенкова?

— Только то, что я его не совершал. — Мастер сразу заторопился. — Извините, но сейчас мне надо закладывать в молоко сычужий фермент. Очень ответственная операция.

— А я собирался задать вам ещё несколько вопросов, — с расстановкой произнёс Цимбаларь. — Ну да ладно, ещё встретимся...

Покинув сыроварню, Цимбаларь некоторое время постоял в нерешительности, соображая, куда бы ему сейчас лучше всего отправиться. До открытия магазина оставался ещё целый час, клуб, где кроме всего прочего располагалась ещё и библиотека, работал крайне нерегулярно, а о времени первой церковной службы он вообще не имел никакого представления.

Цимбаларь уже начал было склоняться к идее посещения коровника, сторож которого первым обнаружил труп Черенкова, но неизвестно откуда взявшийся долговязый мужчина, чью грудь прикрывали от холода только татуировки, лихо отсалютовал ему левой рукой.

— Здравия желаю, гражданин начальник! Что стоите, как витязь на распутье? В наших краях не только нос, но и мужскую достопримечательность отморозить недолго. Дозвольте проводить вас в отапливаемое помещение. — Упреждая неизбежный вопрос участкового, он тем же молодецким тоном добавил: — А я тот самый Борька Ширяев, про которого вам дед Ложкин рассказывал.

— Почему же Борька? — сухо осведомился Цимбаларь. — Вам ведь, наверное, уже за сорок перевалило.

— Берите выше! В прошлом месяце шестой десяток разменял. Только меня в деревне все так зовут. Даже родные дети... Борька да Борька... Вот я и привык. Тем более по Сеньке и шапка! Вы ведь меня Борисом Лукьяновичем звать не станете, верно?

— Не стану, — подтвердил Цимбаларь. — Впредь я буду называть вас господином Ширяевым. Но с «гражданином начальником» вы тоже завязывайте. Это отрыжка прошлого.

— Слушаюсь! — Он приставил ладонь к своему затасканному малахаю, и только сейчас Цимбаларь заметил, что правый рукав его шубейки пустует.

— С рукой что случилось? — поинтересовался он.

— Только не думайте, что за кражу отрубили, — Ширяев улыбнулся всем своим щербатым ртом. — На зоне в пилораму попал. Вот она мою клешню до самого плеча и укоротила. Зато благодаря этому досрочно освободился.

— Срок большой был?

— Десять лет. По моей статье предельный.

— А какая статья?

— Сто третья.

— Убийство без отягчающих обстоятельств? — уточнил Цимбаларь, уже позабывший старый уголовный кодекс.

— Так точно. Родного брата зарезал, — ничуть не смущаясь, пояснил Ширяев.

— По пьянке небось?