Читаем Особый приказ полностью

Первую смерть среди группы каждый переживает по-своему. Умов часто вспоминает слова Загадкина: «Не смей считать себя бессмертным!» Самонадеянность или невероятная случайность погубили Страхова — не так важно. Важно то, что даже лучшие могут умереть. Умов знает, что каждый так или иначе увидел себя на месте Страхова и запомнил это ощущение на всю жизнь. Все стараются не замечать, как Чернова остервенело крошит чучела на тренировках.

* * *

Смерть Страхова тянет за собой новые события, которые расходятся как круги по воде. В Крепости идут разговоры. Не среди учеников — среди учителей. Для части из них эта смерть становится поводом свести счеты. Волшебники выясняют: пробелы в подготовке или трагическая случайность привела к гибели одного из лучших учеников курса. Среди верхушки Крепости гремит гроза, и ее отголоски иногда доносятся до учеников.

Умов знает, что среди наставников находятся те, кто обсуждает с учениками не только смерть Страхова, но и других волшебников и систему обучения. От этих келейных разговоров, которые пересказываются шепотом между учениками, попахивает чем-то грязным и постыдным. Дело не в том, что они обсуждают кого бы то ни было за глаза. Они не задаются вопросами — они высказывают заранее подготовленные чужие ответы на мучившие их вопросы. Вечно осторожный Умов решает не вмешиваться в такие обсуждения.

Чернова явно знает больше остальных, но молчит. Лишь один раз она вмешивается в обсуждение.

— На Реке кто-то гибнет каждый год, — говорит она своим противным резким голосом. — Иногда гибнут и лучшие, неважно, по какой причине. Если вам есть что сказать дельного, идите и скажите тем, кто вас учит. Если же вы хотите шептаться по углам — не стоит делать этого при мне.

И Умов только укрепляется в своем решении не вмешиваться в эти споры.

* * *

Умов проснулся в привычное время, ранним утром. Пару минут он лежал молча, возвращаясь в реальность из отчетливого сна. Так и должно быть: после походов по чужой памяти ты будешь в первом же сне просматривать свою. Умов с шумом вдохнул. Сколько прошло с тех времен? Шесть лет? Иван помнил все эти события настолько четко, как будто еще вчера он бегал с тяжелой пищалью под окрики деда Сидора.

Все эти воспоминания связывало одно: каждый раз он выбирал остаться в стороне. В конце концов его привычка ни во что не лезть сыграла с ним злую шутку. Слишком долго, в слишком многих ситуациях вырабатывалась эта привычка. Настолько долго, что в те моменты, когда можно было лезть и вмешиваться, он предпочел не рисковать. Он не принимал на себя командование, когда мог. Не было группы, которая хоть раз работала бы под его руководством. За это он и поплатился. Умов прикрыл глаза и вспомнил тот момент, до которого сон так и не добрался.

— Надо было соглашаться, когда предлагали, — сказал Седов. — Тебе ведь предлагали?

В покоях Седова крепкий старик выглядел по-настоящему древним и могущественным. Он казался частью этих покоев, слившимся с книгами и диковинными приборами. Стоя перед столом начальника башни, Умов чувствовал себя нашкодившим мальчишкой.

— Предлагали, Василий Владимирович, — сказал Умов, и сейчас в его устах даже признание факта выглядело попыткой оправдаться.

— Ты пятый среди выпускников, — тяжело сказал Седов. — Мы оставляем двоих. Печально то, что ты мог бы стать третьим или даже вторым. Понимаешь ли ты, чего именно тебе не хватило?

— Решительности.

— Не совсем, но очень близко к этому. Сядь, — Седов протянул сухую жилистую руку к лавке напротив, — Я видел, что ты не участвовал ни в чем, что выходило бы за границы твоих прямых обязанностей. Все, что ты делал, ты делал ровно от сих до сих. Это так?

— Да, — тихо сказал Умов.

— Позволь, я кое-что скажу тебе о том, что вам говорили все десять лет, но так и не донесли до всех. Мы ведем войну, конец которой пока еще не виден. И приближен он будет теми, кто создаст новое оружие. Но мы не можем оставить слишком много выпускников для такой работы.

Седов помолчал. Под взглядом льдисто-голубых глаз Умову стало неуютно, и он заерзал на лавке.

— Для этого мы оставляем лучших из лучших. Люди, которые избегают брать на себя ответственность, не могут открывать что-то новое. Если бы ты был трусом, я бы вообще не вел с тобой этот разговор. Но ты просто безынициативен. Это единственное, что отделяет тебя от места в Крепости. И поэтому я советую тебе пойти на Долгую Охоту.

— Долгую Охоту? — переспросил Умов. — Вы думаете, я смогу?

— На нее, — кивнул Седов. — Ты хорошо подготовлен, тебе поначалу никто не даст командовать охотниками. А дальше… либо ты окажешься просто хорошим исполнителем, либо ты пробудишь в себе качества, которые нужны волшебнику. Правда, надо попроситься самому, но уж сделай такое дело хоть один раз. У тебя может получиться.

— Благодарю вас за совет, — выдохнул Умов.

Уголки губ Седова приподнялись на одно мгновение.

— Я это говорю не ради твоей благодарности, Иван Умов. Я даю тебе советы затем, чтобы неплохой волшебник мог впоследствии занять подходящее для него место. Помни об этом. Свободен!

Глава 17

Перейти на страницу:

Похожие книги

Илья Муромец
Илья Муромец

Вот уже четыре года, как Илья Муромец брошен в глубокий погреб по приказу Владимира Красно Солнышко. Не раз успел пожалеть Великий Князь о том, что в минуту гнева послушался дурных советчиков и заточил в подземной тюрьме Первого Богатыря Русской земли. Дружина и киевское войско от такой обиды разъехались по домам, богатыри и вовсе из княжьей воли ушли. Всей воинской силы в Киеве — дружинная молодежь да порубежные воины. А на границах уже собирается гроза — в степи появился новый хакан Калин, впервые объединивший под своей рукой все печенежские орды. Невиданное войско собрал степной царь и теперь идет на Русь войной, угрожая стереть с лица земли города, вырубить всех, не щадя ни старого, ни малого. Забыв гордость, князь кланяется богатырю, просит выйти из поруба и встать за Русскую землю, не помня старых обид...В новой повести Ивана Кошкина русские витязи предстают с несколько неожиданной стороны, но тут уж ничего не поделаешь — подлинные былины сильно отличаются от тех пересказов, что знакомы нам с детства. Необыкновенные люди с обыкновенными страстями, богатыри Заставы и воины княжеских дружин живут своими жизнями, их судьбы несхожи. Кто-то ищет чести, кто-то — высоких мест, кто-то — богатства. Как ответят они на отчаянный призыв Русской земли? Придут ли на помощь Киеву?

Александр Сергеевич Королев , Андрей Владимирович Фёдоров , Иван Всеволодович Кошкин , Иван Кошкин , Коллектив авторов , Михаил Ларионович Михайлов

Фантастика / Приключения / Сказки народов мира / Исторические приключения / Славянское фэнтези / Фэнтези / Былины, эпопея / Боевики / Детективы
Лихо. Медь и мёд
Лихо. Медь и мёд

В северных лесах появилось лихо – получеловек-полуволк, созданный неизвестным колдуном. Народ напуган, а между чародеями зреет раздор: каждый стремится уличить другого в использовании запретных сил.Колдунья Ольжана оставила один чародейский двор, чтобы примкнуть к другому, и это обернулось для нее бедой. Теперь чудовище идет по ее следу. Ольжана спасается в кибитке лекаря из ордена охотников на ведьм – вместе они пересекают страну, надеясь уйти от погони.Улочки стольных городов, оживленные базары, глухие деревни… Чародеи спорят, а лихо рыскает по болотам и туманным полям. Ольжана понимает, что ей не скрыться от чудовища – и что тот, кто его сотворил, желал лишь одного: посеять смуту.Первая книга трилогии, открывающая мир темного славянского фэнтези.Яна Лехчина – автор популярного фэнтези «Год Змея» и «Змеиное гнездо».Постоянное напряжение, в котором держит история, – ведь по следам героини идет неведомое зло.Многослойный сюжет, в котором настоящее переплетается с прошлым, а будущее может стать слишком мрачным.Интриги чародеев разных дворов, коварные и наивные правители – и простая чародейка, пытающаяся выжить.Издание дополнено картой, а обложка нарисована популярной художницей Таней Дюрер в необычном стиле современного арнуво.

Яна Лехчина

Славянское фэнтези