Осоковая низина

За грязным закоптелым окном Эрнестина махала дочери, чтоб уходила, но Алиса не хотела оставить перрон, прежде чем тронется поезд. Наконец, паровоз дал гудок, залязгали сцепления, и окно стало постепенно удаляться. Алису охватила щемящая тоска, словно навсегда исчезало что-то хрупкое и прекрасное из далекого, полузабытого детства. Это ощущение утраты не покидало и по дороге домой. Гита, почувствовав, что вожжи ослабились, видно, засомневалась, есть ли вообще кто в санях, остановилась и оглянулась через оглоблю. Увидев маленькую, сникшую хозяйку, заржала.

— Но, Гиточка!

Кобыла пошла дальше.

Через три дня Алиса поехала встречать Эрнестину. Завидев в дверях вагона сгорбленную фигуру матери, подбежала, схватила пустой чемодан и поцеловала мать в щеку.

— Чего это ты?

Эрнестина не имела обыкновения проявлять свои чувства и никогда не учила Алису целоваться на людях. Но мать была в хорошем настроении и всю дорогу рассказывала, что успела в Риге. Сервиз оставила в комиссионном магазине на имя Ильмара, сходила на кладбище, повидалась с Нелдой. Сестра теперь осталась одна — старший сын еще до войны умер от туберкулеза, младший подался на чужбину… Нелда работает в столовой судомойкой. Работой довольна, еда бесплатная, и еще можно кое-что домой принести, заработанные деньги остаются на одежду и другие нужды. И квартирка неплоха, разве что на четвертом этаже и трудно носить дрова. Но на работе обычно слишком жарко, и не так уж плохо побыть какое-то время в прохладе. Сестра часто ходит на кладбище, ухаживает за могилами отца, матери, сына, Рудольфа и умерших еще в детстве сестренки и братишки. Только теперь Эрнестина узнала подробности смерти Рудольфа за несколько часов, до того, как он должен был сесть на пароход. Он умер от волнений, когда укладывал чемоданы, чтобы уехать в Германию. Эрнестина рассказала, как вели себя жена и дочь Рудольфа, в предотъездной спешке оставляя умершего на попечение Нелды, чтобы та взяла на себя похоронные хлопоты; как начала после войны новую жизнь. Чувствовалось, что старая, скрытая вражда между сестрами утихла.

Когда они выехали из леса на простор Осоковой низины, Эрнестина сказала:

— Попытаюсь-ка перебраться обратно в город.

После войны в Осоковую низину не вернулись многие молодые парни, не вернулись также работник Паулины и Бруверис с семьей. Симсон погиб в Бухенвальде, Бруверис удрал с немцами. Уезжая, он сказал Вилису Вартиню, что скоро вернется вместе с англичанами, американцами или шведами. За эти несколько лет большевики никакого вреда его земле не причинят, ничего не сделается и с постройками, а лишится скотины, инвентаря — так кое-что он разыщет, ведь соседи непременно донесут ему друг на друга. Однако за эти четыре года власть предержащие имуществом Брувериса так и не занялись, и им постепенно завладели другие.

Помимо Бируты, бывшей батрачки Брувериса, тридцатилетней незамужней женщины, в «Упитес» жили еще две семьи: Донат Павловский с Яниной, двумя мальчишками и родственницей Стасией и некий Гриезе, одинокий пожилой человек. Главным из троих хозяев в «Упитес» считали Доната. Он был сельским активистом, одним из тех, кто делил после войны землю, ездил с неизменным автоматом на плече дежурить в волостное правление или участвовать в каком-нибудь более опасном деле. Из неуклюжего, улыбчивого парня, ходившего когда-то в «Виксны» к Янине, Донат превратился в сурового, напористого человека, пользовавшегося в волости уважением и игравшего известную роль.

Паулина жила в своем доме одна. Порою появлялся какой-нибудь мужчина, работал в «Озолкалнах» недельки две или побольше и исчезал. Поговаривали, будто в последнюю военную зиму Паулина скрывала партизан, давала сведения советским разведчикам, будто в это был вовлечен даже Дронис, потому как в «Апситес» стоял немецкий штаб, но ни Паулина, ни Дронис об этом ничего не говорили, и, когда Вилис попытался выведать что-либо у соседа, тот только загадочно ухмыльнулся.

Дронис сделался основательным земледельцем и о возвращении к торговле, наверно, уже не помышлял. На взгляд Петериса, он хозяйничал вполне сносно, хоть от настоящей работы и увиливал. В «Апситес» жило несколько постояльцев, помогавших Дронису.

В один из последних мартовских дней, когда Петерис и Алиса доставали из буртов картошку, подошел Вилис Вартинь, длинный и худой, с трубкой в зубах и обычной жуликоватой усмешкой на лице.

— Спешишь свиньям скормить, чтоб колхозу не отдавать?

— А что, опять слухи пошли?

— Ты что, газет не читаешь?

— Вам там, в волостном правлении, виднее.

Общественные наклонности Вартиня были наконец направлены в государственное русло, недавно его избрали депутатом сельсовета.

— Говорят, батенька, и еще шибче говорить будут. Во вторник в «Упитес» собрание. Донат революцию делать будет.

— Так во вторник? У Доната?

Вилису как депутату было поручено обойти все соседние дома и поговорить с людьми о создании колхоза в Осоковой низине. Однако агитаторскую миссию он понимал по-своему.