Осоковая низина

Карточка была небольшой, лиц много, и Алиса увидела лишь темные распущенные волосы, сощуренные в улыбке глаза, а вот есть ли на щеках ямочки, различить не могла.

— Ну?

— Какие красивые портфели, — ответила Алиса и вернула карточку Ильмару.

На другое утро Ильмар был неразговорчив, после завтрака вернулся в комнату, долго перебирал и листал книги, подаренные ему в отрочестве Артуром Лангстынем и другими.

Пришла Эрнестина и позвала обедать.

— Нельзя ли с женитьбой-то подождать? Боитесь, как бы любовь не остыла?

Она редко журила внука за что-нибудь, ничего особенного не сказала и на сей раз, однако Ильмар под ее укоризненным взглядом понурил голову.

Петерис тоже узнал о решении сына. В те редкие минуты, когда Петерису приходилось говорить о чем-то интимном, он смущался, деланно улыбался или же становился хмурым и резким. На этот раз он искоса взглянул на сына, неловко ухмыльнулся и бросил:

— Так жениться собрался?

Ильмар не ответил.

— Где же у твоей суженой старики живут?

— В Видземе.

Юноша назвал местность.

Затем сказал, что отец умер, что у матери новое хозяйство, что есть еще двое меньших детей, брат и сестра будущей снохи.

— Хутор справный?

— Да ничего.

— Стало быть, крепкая женщина.

— Наверно.

Когда Алиса укладывала в рюкзак караваи хлеба, Петерис заметил:

— Теперь больше нельзя будет так помногу давать. Сколько в колхозе заработаешь, столько и получишь. Совсем по-городскому.

— Как? — Алиса толком не поняла.

— Теперь уж придется самим зарабатывать.

Сын с минуту смотрел на отца в растерянности, затем вынул из рюкзака караваи и положил обратно на стол. Петерис покраснел.

— Пока еще можешь брать. Я только сказал, как теперь получается.

— Нет, спасибо.

Отец обиженно махнул рукой и ушел к себе в комнату. После настоятельных просьб Ильмар все же сунул в портфель полкаравая хлеба и кусок масла. Пустой рюкзак оставил в кухне на скамье. Ильмар не позволил также везти себя на станцию. Когда настало время уходить, он, глядя в сторону, пожал отцу руку, простился с Эрнестиной…

Алиса, как всегда, пошла немного проводить сына.

— Ты не сердись на него! Он ведь так не думает.

— Все равно. Я и сам понимаю, что не вправе что-то требовать. Да мне ничего и не надо.

Алиса прижалась лбом к плечу сына.

— Когда вы поженитесь?

— После сессии.

— Передай привет!

— Спасибо.

— И пускай она приезжает.

Дойдя до лесной опушки, Ильмар оглянулся на «Виксны» — серый, обшарпанный дом, серый бетонный хлев, серый сарай, несколько покалеченных яблонь. К этому унылому месту когда-то хотели привязать его на всю жизнь. Но еще мальчиком он горячо желал уйти отсюда.

И вот этот час настал.

Когда Алиса, проводив Ильмара, вернулась на кухню, Эрнестина сказала:

— Родному сыну каравай хлеба пожалел.

— Он вовсе так не думал.

— Должно быть, и мне скоро откажет в куске хлеба.

— Как ты можешь так говорить!

Эрнестина не стала спорить. Ушла к себе в комнату, достала из шкафа пропахшее нафталином пальто, повязала на голове косынку.

— Куда ты, мамочка, собралась?

— Так просто, в гости.

— К госпоже Дронис?

Вопрос был праздным — никого, кроме Дронисов, Эрнестина в Осоковой низине не навещала. Под вечер она вернулась, переоделась в будничное платье и вышла на кухню готовить ужин. И только когда Алиса и Петерис уже поели и со стола было убрано, Эрнестина сказала:

— Я нашла себе место в городе.

Алиса не проронила ни слова.

Еще раньше Эрнестина говорила приятельнице, что не может вынести унизительной жизни у зятя и охотно ушла бы — только некуда.

Как-то госпожа Дронис предложила ей наняться няней к каким-то своим дальним родственникам в Бруге. Ребенку два года, родители работают в школе, весь день заняты, няня им попалась нерадивая. Над этой возможностью вырваться из «Виксн» Эрнестина, правда, призадумалась, ей не очень хотелось идти в няни и совестно было взвалить все хозяйство на одну Алису, да еще пугала немного жизнь у совершенно чужих людей. Однако сегодня чаша ее терпения переполнилась, и Эрнестина почувствовала, что готова на все. Госпожа Дронис созвонилась со своими родственниками, и они сразу согласились взять Эрнестину.

В тот же вечер она принялась собирать свои вещи.

Вошла Алиса.

— Ты в самом деле хочешь бросить меня одну?

— У тебя есть муж.

— Ты все еще осуждаешь меня?

— Ты сама осудила себя.

— Зачем тебе уходить? Останься!

— Все равно меня скоро не станет.

В последние годы Эрнестину часто одолевала сердечная слабость, и уже не раз казалось, что смерть недалеко.

— Ты не смеешь говорить так.

— Это от нас с тобой не зависит.