Осознанный выбор

Директору хотелось сейчас же закрыть глаза и вновь очутиться в прекрасном доме, который был показан сегодня этой прекрасной женщиной, вновь, хоть на несколько минут ощутить себя хозяином такого великолепия… Но нетерпеливо переминавшиеся рядом режиссер и художник, ждали решения и пришлось сделать усилие, напрячься и заставить себя кивнуть, давая «добро». Пусть попробуют, если сумеют. Режиссер с художником тут же кинулись следом за женщиной, которая могла сделать их счастливыми сегодня. А директор устало спустился со сцены, присел в ближайшее кресло и вновь погрузился в сладостные грезы. Он уже прикидывал, во сколько может обойтись постройка собственного дома на том участке, который ему недавно предлагали по сходной цене. И во что встанет обстановка мебелью, какую он видел сегодня на сеансе. И еще подумалось ему, что было бы хорошо, если бы режиссеру с художником удалось уговорит эту упрямицу сделать еще пару выступлений. Для театра это будет хорошо и для него тоже, по нынешним временам таких бескорыстных артистов днем с огнем не найдешь.

Художник нагнал женщину в коридоре за несколько шагов до гримерной, которую ей отвели. И, когда она обернулась на его топот, умоляюще прижал руки к груди.

– Извините, пожалуйста, можно вас задержать на минутку? Мы с Сергеем Михайловичем, нашим режиссером…, – оглянулся художник на отставшего режиссера, утиравшегося на ходу мокрым платком и шумно пыхтящего. – Мы хотели бы поинтересоваться…

Да, я к вашим услугам, – улыбнулась приветливо ведущая.

– Вот, уважаемая Степанида…, – тут художник замялся, пытаясь вспомнить отчество ведущей, но вспомнить никак не мог, а потом припомнилось ему, что на экране в фойе указывались только имя и фамилия (или псевдоним, что более вероятно) ведущей: Степанида Архангельская. Женщина только кивнула, словно соглашаясь, что имени будет достаточно, и художник торопливо продолжил: – Ваш семинар – просто восхитителен, это запомнится надолго! Очень вам благодарны… И мы хотели бы только узнать, какой системой проекции вы пользуетесь. Такое качество и яркость красок, просто совершенство! А звуковое оформление – это же выше всяческих похвал… Японцы или американцы аппаратуру делали? Если это не секрет, конечно.

– Спасибо, спасибо. Только я не специалист в таких вещах, этим занимается мой помощник Роман. Но название вам ничего не даст, – женщина кокетливо поднесла к лицу букет роз и, вдохнув аромат, слегка прикрыла глаза. – Это какой-то опытный образец, еще не вышло в массовое производство. И сделано у нас, к вашему сведению. Спасибо вам за букет и добрые слова, а сейчас я должна вас покинуть.

– Да, да, конечно, – закивал разочарованный художник, – если это опытный образец, тогда конечно…

А режиссер, переводящий дух, спохватился, когда женщина, опустив букет, уже повернулась к ним спиной.

– А где вы остановились, Степанида? Мы бы хотели просить вас сделать еще одно…

– Извините, но Степанида действительно торопится, – раздался позади режиссера низкий грудной голос, заставивший вздрогнуть от неожиданности и режиссера, и художника. А Степанида побледнела, когда обернулась и разглядела обладателя голоса.

– Но погодите…Это ведь очень важно! – раздраженно воскликнул режиссер, обращаясь к высокому парню в светло-сером льняном костюме, который проскользнул мимо него и уже успел взять под руку Степаниду Архангельскую, на лицо которой возвращался румянец.

– Извините, но я действительно уезжаю, – произнесла с сожалением Степанида и, в последний раз кивнув растерянным мужчинам, решительно развернулась. Рослый парень многозначительно посмотрел на них через плечо, пресекая дальнейшие вопросы. Степанида, руку которой парень так и не отпустил, исчезла за предупредительно распахнутой парнем дверью гримерной.

– Ну и дела, – протянул режиссер, посмотрел на художника, задумчиво теребившего подбородок. – Менты или фискалы?

– Копай глубже, – криво усмехнулся художник. – Или бери выше, смотря откуда смотреть.

– Контрики? М-м, возможно. Не было печали, так черти накачали, – досадливо хлопнул себя по бокам режиссер. Что-то звякнуло, он торопливо полез в карман и вытащил связку ключей. Оглянувшись воровато по сторонам, режиссер шагнул к двери смежной гримерки и быстро нашел подходящий ключ. Понимающе переглянувшись, художник и режиссер быстро вошли и осторожно прикрыли за собой дверь.

В гримерной, где запах косметики навечно смешался с запахом пота и застаревшего сигаретного дыма, они на цыпочках прокрались к разделявшей комнаты перегородке, вдоль которой располагались два столика с зеркалами. Прижавшись к перегородке, они принялись жадно вслушиваться. Оказалось, что Степаниду уже ждали в гримерной, по крайней мере, один человек там уже был. Это был человек в возрасте, голос у него был глуховатый, с хрипотцой.

– …Снова принялись за старое, устроили какие-то гастроли. И давайте сюда перчатки, они теперь вам не понадобятся.