Останкинские истории

Оживление страждущих вблизи Пузыря (нельзя сомневаться, что и в местах от Останкина отдаленных) нарастало. Конечно, у каждого, повторюсь, были свои, может, не объявленные даже самим себе из суеверия или боязни, что уворуют идею или мечту, интересы и упования. Но иных уже высказанные интересы и упования стягивали веревками взаимных расположений в новые Сообщества, Комитеты и Союзы. Очень шумно и целенапряженно заявила о себе Лига Облапошенных. Охотников присоединиться к Лиге Облапошенных поначалу сыскалось мало. С неудачниками и раззявами викторий не добудешь. Ни под Нарвой, ни под Полтавой шведа не одолеешь. Но вскоре явились поводы для удивлений. Учредители Лиги полагали себя облапошенными при разделе Пузыря. Позвольте, говорили им, раздача Пузыря еще и не начиналась. На днях начнется, произносилось в ответ, и тогда нас непременно одурачат, облапошат, а мы потребуем компенсаций за морально-эстетические поражения и вещественные убытки. То есть глупое, на взгляд простодушных, дело оказывалось вовсе не глупым, а напротив — чрезвычайно грядуще-выгодным. Все сразу же вспомнили, что и они не менее других облапошенные, обманутые и одураченные. И не раз. При этом — обманутые и одураченные не уголовно наказуемыми мошенниками, каких можно изловить и вздернуть, а историческими стихиями — прогибами эпохи, государственными затеями, переустройствами общих судеб и прочим. Мало кто признавал и себя виноватым в том, что поддался одури, смалодушничал или струсил, — это все были простофили или тонкоустроенные натуры. Большинство же и не сомневалось в том, что ими крутила лихая и неодолимая сила. Да и приятно, умилительно даже было опять ощутить себя жертвой стихий и обстоятельств, слезу пустить вниз по щеке, помня досады прежних лет, а в грядущее направить бранные слова, в порывах же отваги — и обещания навести в грядущем порядок. Что и говорить, уместным показалось теперь многим появление Лиги Облапошенных.

Посыпались туда заявления, но принимали в Лигу далеко не всех. Признавали достойными лишь крепко одураченных или одураченных в особо впечатляющих размерах. Шеврикука ощутил, что добродетельно усердствующий Радлугин, верный идеалам собственного Сообщества выхода на Пузырь и никак не желающий быть в чем-либо обделенным, тем не менее чуть ли не с завистью поглядывает в сторону облапошенных (среди тех уже ораторствовал бывший чиновник и соцсоревнователь бывшего Департамента Шмелей Свержов, не вписавшийся, если помните, в исторический поворот). «Вот и хорошо, — подумал Шеврикука. — Вот пусть он за Лигой и присмотрит…» И при встрече таинственно-диктующим шепотом Шеврикука намекнул Радлугину о том, что его не прочь были бы видеть они в рядах Лиги, надеемся, что и у Радлугина имеется достаточная степень одураченности и он сможет пройти конкурсный прием в Лигу… Радлугин так обрадовался поручению, что в приступе пылкости готов был обнять уважаемого Игоря Константиновича. Но местоположение их в структурах ни на шаг не позволило Радлугину приблизиться к Игорю Константиновичу. «Сведения передавайте прежним способом. В «дупло»», — заключил беседу Шеврикука.

Отечественного предпринимателя Дударева Шеврикука увидел выходящим теперь уже из темно-серого «мерседеса».

— Игорь Константинович! — обрадовался Шеврикуке Дударев. — Вы, конечно, наблюдаете за Пузырем?

— Держу его в поле зрения, — сказал Шеврикука. — Хотя для меня он и не столь важен.

— Вот и держите! Держите! — поощрил Дударев Шеврикуку к неусыпным бдениям. — А то мы все в бегах, в разъездах, в телефаксах и в сотовой сети! Сами понимаете. И концерн наш «Анаконда»! И Фонд защиты и поощрения Привидений! И прочее! И прочее! А вы все время вблизи Пузыря. Конечно, и у нас есть свои связи и каналы. И поверху. И в глубинах. Но вдруг что-нибудь пропустим впопыхах. А вы — рядом. Если выйдет какая непредвиденность, вы нам сразу о ней…

— Будем рады стараться! — Шеврикука выразил готовность встать перед предприятиями Дударева во фрунт.

— Да нет, я вас вовсе не неволю… — Дударев, похоже, смутился. — Но ведь вы наш? Наш!.. Мы вам очередную индексацию зарплаты произвели… Скоро станут завозить и паркеты…

— А сколько же мне теперь приходится?

— Не суть важно. Много! — быстро сказал Дударев. — Скоро ощутите. Поверьте мне. Я давно уже ощущаю!

— Я вам верю, — Шеврикука скосил глаза на темно-серый «мерседес».

— Вам, как лицу заинтересованному, я отважусь показать кое-какие картинки, таинственные пока, из нашего… с вами… будущего… — И Дударев, открыв «дипломат», извлек из него картонки, украшенные акварельными рисунками.

Рисунков было три, и на всех в главные персонажи был возведен останкинский змей Анаконда.

— Это эскизы эмблемы, — пояснил Дударев. — Это первичные и легкие наброски… Надо думать и думать! И вы, Игорь Константинович, может, что и надумаете. Вы не специалист в геральдике?

— Нет, — сказал Шеврикука. — Не специалист.

— Нет? Жаль! Жаль! — Дударев словно бы расстроился искренне. — А на вид вы вполне специалист. Мы бы вам и к ставке добавили…

Дударев сразу же и замолчал.