Остановись, мгновенье…

Запомнился первый день фестиваля. По улице медленно двигались открытые грузовые машины, а в них – негры в перьях. Женщины поводили пышными ягодицами – непривычное зрелище. Зрители вдоль улицы лезли вперед, Тосю толкали и отпихивали. Никто не обращал внимания на ее молодость и красоту, просто выдавливали из праздника. Это было очень обидно, и все вставало на свои места. Она, Тося, – не участник праздника, а просто зритель.

Запомнились локти, которые утыкались в ее узкие плечи, грудь и живот. Это грубо, болезненно и совершенно неинтересно.

Она вышла замуж за инженера, 120 рублей в месяц. Это мало. Но красив, а это очень важно, особенно в молодости. Да и потом. Красота не проходит и не приедается. Ложиться в постель с красивым – всегда праздник. А что касается денег – на еду хватало.

Все жили плохо, но одинаково, и это мирило с действительностью.

Не голодали, а всё остальное оставалось в мечтах. Мечты у Кати были неслабые: квартира в центре возле Таврического сада, дача у моря, шуба из соболя, кольцо с бриллиантом.

У мамы свои амбиции: дочь должна знать французский язык и играть на фортепьянах, как истинная дворянка.

Катя была безразлична к музыке, и французский язык был ни к чему. Вполне хватало русского.

Она любила фотографировать, останавливать мгновения. Папа подарил Кате маленький немецкий фотоаппарат. Она быстро в нем разобралась. Стала фотографировать все подряд. На снимке все приобретало какой-то дополнительный смысл. Например: дерево во дворе. Просто дерево – стоит и стоит. А на фотографии – это дерево плюс что-то еще. Божий замысел, например торжество жизни. Бесконечность. Это дерево стояло до Кати, при Кате и будет после нее. Хотя Катя была убеждена, что до нее ничего и никого не было. И после нее не будет.

Катя проявляла пленку, печатала и вклеивала в альбом. А внизу придумывала надпись. Например: «Моя семья». Эту надпись она поставила под деревом. Дерево стучалось в ее окно, значит, было свидетелем ее жизни. И она, Катя, тоже каждый день видела дерево. Они вместе росли. Семья, что же еще…

А потом папа умер. Сначала он долго лежал, и Катя бегала в аптеку за кислородными подушками. Летом мама отправила Катю на юг к родственникам. Когда Катя вернулась, папы уже не было. И было непонятно, куда он делся и где он сейчас.

Мама работала в ателье, но денег все равно было мало. Мама наловчилась зарабатывать самостоятельно, независимо от государства: договаривалась со швейцаром гостиницы и он присылал ей жильцов. В гостинице мест не хватало. Бедные командированные не знали, куда им приткнуться. А тут подходил швейцар и давал адресок.

Командированные были счастливы. Адресок, конечно, у черта на рогах – Выборгская сторона, но все равно ночлег обеспечен.

Квартира была двухкомнатная. Сдавалась маленькая комната, но гости имели право заходить и в большую комнату, сидеть за круглым столом. Пить чай, например. Поскольку кухня была тесная, убогая, с облупленными стенами.

Ванна в этих домах не предусматривалась. Мыться ходили в баню.

Доходы, получаемые от квартиросъемщиков, поддерживали вполне сносный уровень жизни.

Катя выглядела как куколка: модная, нарядная, никогда не скажешь, что с Выборгской стороны. Соседи завидовали. Неприятно, когда кто-то рядом живет лучше.

Катя торопилась замуж, хотя ей было всего двадцать лет. Могла бы и подождать. Она и не против подождать, но нервничала мама. Маме хотелось поскорее сбагрить дочь и выйти замуж самой. Она нравилась мужчинам. Правда, ненадолго. На неделю, отпущенную командированным. Немного. Но лучше, чем ничего.

Катя часто просыпалась ночью от сдавленных звуков любви. Она лежала и слушала, и ей становилось стыдно за свою мать. И за человеческое скотство.

В институте почти не было парней. Одни девушки. Парни в учителя не идут. Но все-таки молодежь сбивалась в компанию. Устраивали складчину. Приносили кто что мог. Мама делала винегрет. Это дешево, только овощи. Мама резала свеклу, морковку, картофель, соленый огурец, добавляла вареную фасоль, поливала душистым подсолнечным маслом – и получалось неплохо, а главное, дешево.

Бедная мама, она старалась для своей девочки изо всех сил. Себе оставляла случайные радости, которые не всегда ее щадили. Иногда приходилось избавляться от нежелательной беременности. А что же делать? Не рожать же второго ребенка непонятно от кого?

Катя помнит один прекрасный день, когда она пришла домой, а за столом в большой комнате сидел Ален Делон, даже лучше. Он поднял на нее глаза-омуты, смотрел спокойно и доброжелательно. «Какая счастливая та девушка, за которой он ухаживает, – подумала Катя. – Вот бы мне такого…»

Алена Делона звали Денис. Он был командированным из Москвы.

Он влюбился в Катю, а Катя влюбилась в Дениса, поскольку они оба пребывали в возрасте любви: ей двадцать лет, ему двадцать семь.

Из этого начального периода остался в памяти их первый поцелуй. Возле окна.

Поцелуй был осторожный, почти школьный, но ее пробил разряд такой силы, что Катя чуть не потеряла сознание.