Остановка в городе

Солнце стояло уже высоко и светило прямо в затылок, когда Андрес, наконец, побрел берегом реки обратно. Он равнодушно смотрел, как от пролетевшего над ним самолета отделился какой-то комок, как через мгновение раскрылся парашют и медленно опустился за лесом. Затем он увидел под деревьями красное, в желтую полоску, полотнище, натянутое между березами наподобие палатки. Андрес подошел поближе, неожиданно на него бросился огромный пес, а из палатки выбежал мальчишка, что-то крича на непонятном языке. Пес остановился, но продолжал злобно лаять. Андрес вдруг почувствовал непреодолимое желание подраться, он сжал кулаки и уставился на мальчишку с собакой — мальчишке было лет десять-одиннадцать, а может, он был старше Андреса, хотя и меньше ростом, только вот пес… Ах, будь что будет — подумал Андрес и смело шагнул вперед. Однако незнакомый мальчишка взял собаку за ошейник и оттащил к палатке. Драка не состоялась. Струсил — решил Андрес, но от этого настроение его не улучшилось, скорее наоборот, потому что он должен был со стыдом признаться себе, что чуть было не подрался с мальчишкой, который не дал ему для этого ни малейшего повода. И он почувствовал себя еще более скверно.

Так, значит, то были цыгане — он еще несколько раз взглянул туда, где между деревьями виднелось полосатое полотнище, и подумал, что в жизни этих людей кроется какое-то очарование, какое — он не понимал, и тут ему в голову пришла мысль, что если он подойдет к этому мальчику и подружится с ним, то сможет остаться жить у цыган и кочевать с ними с места на место. Но в то же время эта мысль рассмешила его, странно, если бы ему пришлось вместе с ними красть лошадей и калоши — он слышал, что цыгане крадут лошадей, а одна тетка, живущая в пригороде, как-то раз ругалась на чем свет стоит, что цыгане ходят по домам и воруют из передней калоши. Он снова рассмеялся, а затем помрачнел: ему показалось, что смеется не он, а кто-то другой, и смех этот фальшивый и отвратительный. Он умолк и взобрался на крутой берег. Наверху простиралось широкое поле, и там он увидел лошадей.

Лошадей было три. Одна белая, как снег, и две вороные. Вороные стояли друг против друга, опустив головы одна другой на шею. Белая лошадь стояла поодаль. Андрес подошел к ней и протянул пучок травы, лошадь съела ее, коснувшись мягкими губами руки Андреса. Андрес нарвал еще травы, лошадь съела и ее, глядя на мальчика своими большими красивыми глазами. Неожиданно из зарослей выбежал мужчина и закричал что-то злым голосом. Андрес повернулся и зашагал прочь, думая о том, что, конечно же, цыгане этих лошадей украли и потому нельзя подходить к ним. Он оглянулся и увидел, что мужчина, размахивая руками, бегает вокруг лошадей, пытаясь отогнать их друг от друга. Андрес остановился и стал внимательно наблюдать за ним, ему показалось, будто он уже где-то видел этого мужчину, и внезапно он все вспомнил.

Воспоминание

Помню, что когда я пришел на пляж, Рита сидела на песке. Голова ее была опущена, и она смотрела, как на песчинках сверкает солнце. Потом она оперлась на правую руку и так и осталась, вполоборота, прямо под солнечными лучами. Мне показалось, что я смотрю не на живого человека, а на статую, высеченную большим мастером: все в ней было совершенно. Внезапно меня охватило какое-то непонятное щемящее чувство. Я повернулся к Рите спиной и пошел в воду. Низкие волны катились мне навстречу, и я не заметил, как очутился по колено в воде, тут я испугался и побежал на берег. Рита с улыбкой смотрела на меня — она ничуть не удивилась моему неожиданному появлению — и ей стало смешно, что я полез в воду в одежде. Я тоже рассмеялся, скинул одежду, и мы бросились в море. Мы брызгали друг в друга водой, брызги взлетали к солнцу и сверкающим ореолом окружали прелестную головку Риты.

Вода была очень теплой, и мы заплыли далеко. Я несколько раз пытался неожиданно нырнуть под воду и схватить Риту за ноги, но ей удавалось выскользнуть из моих рук; наконец я схватил ее и потянул вниз. Она не ожидала этого, наглоталась воды, закашлялась, и я подтолкнул ее наверх, но тут мне снова захотелось утянуть ее под воду. Мною овладело непреодолимое желание, которое, пожалуй, можно было объяснить минутным помрачнением рассудка. Я тут же отплыл подальше: я был противен самому себе, и в течение нескольких минут я не мог даже смотреть на Риту. Мне казалось, что желание утопить ее сродни желанию броситься со скалы вниз, которое всегда мучает меня, когда я вижу под собой бездну, и уж, конечно, в этот момент я не владел собой.

Позже, когда мы лежали на песке, Рита спросила, почему я вдруг отплыл от нее. Возможно, она поняла или инстинктивно почувствовала, что происходило во мне. Я промолчал и был благодарен ей за то, что она больше об этом не заговаривала.