#останься дома и стреляй!

– О боже, Кася! Ты что, продолжаешь верить в эту историю? Нет никакой влюбленной жены-чиновницы, ты еще не поняла?

– Но я… я ведь фотографии видела, – растерялась Кася.

– Дура! Это монтаж! Фотошоп! Тебя подставили!

– Но за что?

– Этого я не знаю. Но тебя развели! Ты сама себе ловушку расставила. Понимаешь как?

– Н-нет. Не понимаю.

– Ты своими руками выкладываешь в соцсеть фото из поезда. Однако твой враг – этот условный Анатолий – знает, что до Питера ты не доедешь. Ближайшая станция Тверь. Очевидно, что ты там выйдешь. Он прикидывает, сколько займет дорога домой, и устраивает так, что ты туда попадаешь точно к телу только что убитого мужа. И в смерти Александра обвиняют тебя.

– Нет, нет! – В Касином голоске задрожали слезы. – Вы хотите сказать, Сашу кто-то убил, чтобы меня подставить? Больно мне сделать? Такого просто быть не может!

– Я думаю, это единственное объяснение. Кому ты до такой степени насолила?

Она взглянула затравленно:

– Ну, Лика… Мы, конечно, дружили. Но она мне завидовала всегда.

– Она тебе и отомстила: сначала вроде как помогла, а потом начала шантажировать. Но убивать твоего мужа ей незачем. Кто еще?

– Меня еще Ольга Петровна ненавидела. Всегда мечтала подставить.

– Но не ценой жизни сына. Кася, ты что, совсем не соображаешь?

Она втянула голову в плечи:

– Да… я глупая.

Спорить Полуянов не стал. Потребовал:

– Думай!

– Ну… я еще когда работала в клинике, в меня один пациент влюбился. Такой, реально больной на голову. Замуж звал, но я отказала. Он выписался, а через две недели с собой покончил. Его сестра считает: погиб из-за меня. Поклялась, что убьет.

– Как пациента звали?

– Венька Власов.

– Когда конкретно это было?

– В шестнадцатом году.

– Четыре года назад?!

– Ну да.

– И его сестра действительно пыталась тебя убить?

– Нет. Только по телефону грозила.

– Когда в последний раз?

– Давно.

– Конкретней?

– Ну, может, год назад.

– И больше на связь не выходила?

– Н-ну… когда Саша на съемках был, мне однажды все четыре колеса прокололи. А еще как-то под дверь куклу подбросили. Такую, шитую, ручной работы, в одежде, как у меня. Один глаз вырезан.

Дима нахмурился:

– Что значит вырезан?

– Один обычный: бусинка, ресницы. А вместо второго разрез, прямой, будто скальпелем, и ворс торчит.

– Где эта кукла?

– Выбросила.

– Фотки есть?

Кася поморщилась:

– Были, но я их стерла. Очень смотреть противно.

– Дай, пожалуйста, телефон.

Она посмотрела удивленно:

– Там нет этой куклы.

– Дай.

Кася послушно разблокировала, протянула.

Дима открыл письмо «Анатолия», вновь увеличил аватарку и спросил Кассандру:

– Ничего не напоминает?

– Ой… – Она побледнела. – Тоже себе режет глаз. Это как-то связано?

– Пока не знаю.

– Может, ты что-то видела – чего тебе видеть было нельзя?

– Я не знаю! У меня совсем обычная, скучная жизнь!..

– Когда тебе подкинули эту куклу?

– Примерно год назад.

– Ты ни с кем не ссорилась – именно в тот период? Год назад? Никого не обижала, никому не делала больно?

– Ну… я тогда Сашке высказала, впервые – насчет его матери, и он мне врезал. Я от него уходить думала… но не ушла. Ольга Петровна, наверно, знала, что я пожелала ей сдохнуть, и страдала, что мы все-таки не развелись. Я подумала: может, ее шутки глупые.

– Да, Кася! Так гадать можно вечно. Но выход я пока вижу единственный: надо идти в полицию и во всем признаваться.

– Но они же меня обвинят!

– Тебя и так обвинят. Платить шантажистке бессмысленно – Лика все равно тебя сдаст. Полиция опросит проводников, найдут машину, на которой ты ехала в Питер в ночь убийства. Просмотрят записи с камер – на Ленинградском вокзале, в Мытищах.

– Дима! А вы не можете мне два миллиона одолжить? Чтобы от Лики отвязаться? Я вам отдам! Сразу, как в наследство вступлю! Лика – она, конечно, сволочь, но по-своему честная. Она, если деньги получит, не будет меня выдавать!

– Кася, – произнес он устало, – ты действительно дурочка.

В ее глазах плескалось отчаяние:

– Я не хочу в тюрьму!

– Какая тюрьма! Подписку о невыезде получишь и будешь дома сидеть.

– Нет, меня арестуют, вот увидите! Ольга Петровна все для этого сделает!

Отбросила плед, вскочила с постели и жалобно выкрикнула:

– И это вся ваша помощь?! Иди в полицию, и пусть тебя в тюрьму посадят?!

– Кася, никто тебя никуда не посадит.

– Нет, нет! Я ведь их обманывала все время! Так что теперь они меня заберут!

Она бросилась на постель, зарылась лицом в подушку. Плечи затряслись.

Полуянов не выносил, когда женщины плачут. Надя о его слабости знала, иногда пользовалась – когда уж очень чего-то хотела добиться. Кася тоже интуитивно нажала на его больную мозоль.

Дима пробормотал то, чего никак не хотел говорить, но губы не слушались, прошептали сами собой.

– Я, конечно, мог бы попробовать сам – найти твоего врага…

Кася вскочила с постели, просияла:

– Дима, Димочка!

Она схватила его руку, прижалась губами.

– Кася, прекрати!

– Дима, я не смогу в тюрьме! Нисколько, даже часа! Пожалуйста! Помогите мне!

Он высвободил ладонь из ее цепких лапок, но теперь Кася порывалась броситься перед ним на колени. Пришлось сжать в объятиях, прикрикнуть:

– Хватит! Успокойся!