#останься дома и стреляй!

От дачи на семнадцатом километре Новой Риги до их дома возле метро ВДНХ Дима домчал даже быстрее, чем планировал, – всего за тридцать четыре минуты. Двор, как всегда в ночное время, забит транспортными средствами, но Полуянов задерживаться до утра не собирался и выискивать свободное местечко не стал – поставил авто во второй ряд.

Он вышел из машины и первым делом (как уже много лет подряд) посмотрел на окна квартиры – темные. Надя обиделась. Ужин, наверно (как уже бывало), сгоряча выбросила в мусорное ведро и сейчас плачет в спальне, всунув нос в его подушку.

Но вместо привычной щемящей жалости Дима почувствовал раздражение. Каким-то подкаблучником он становится с этой Митрофановой! Расследование в разгаре, ковать надо, пока горячо, а он время тратит, чтобы перед подругой извиниться. Еще ведь не сразу его простит – гопака придется выплясывать.

Он торопливо – чтобы как можно быстрее покончить с неприятным делом – пошел к подъезду и вдруг услышал:

– Дмитрий! Дмитрий Сергеевич!

От одной из припаркованных машин к нему спешила старуха. Смешная – юбка в пол, пальто-пелеринка, сиреневый пучок волос. Лицо казалось смутно знакомым.

Женщина перегородила ему путь, протянула руку для приветствия и одышливо представилась:

– Ольга Петровна Бардина.

У Полуянова в списке дел значилась встреча с матерью погибшего актера – но только не в собственном дворе и не в двенадцать ночи. И откуда, кстати, она адрес узнала? Свой телефон Дима не таил – но квартира, личное убежище, ни в каких справочниках не числилась.

– Простите, что нежданно, – виноватой, впрочем, она совсем не выглядела, – но мы должны вместе объединиться против Кассандры.

Ее лицо полыхнуло злобой, глаза гневно сузились.

– Это она убила моего сына. У меня есть доказательства. Она не ездила в Санкт-Петербург – проводники поезда подтвердили: эта тварь вышла в Твери. А в десять вечера двадцать шестого апреля ее видела соседка. Кассандра шла по поселку в направлении своего дома и прятала лицо.

Ольга Петровна сделала эффектно-театральную паузу. Но Дима, не узнавший ничего нового, спокойно спросил:

– Я не полицейский. Почему вы пришли ко мне?

Очередная яростная гримаса:

– Господи боже мой, да потому что полицейские меня не слушают! Они все решили! Несчастный случай, это гораздо удобней. Зачем им искать убийцу?!

Ольга Петровна опустила плечи и разрыдалась:

– Повторная экспертиза – тоже профанация. Меня сегодня ознакомили. Подтвердили причину смерти – утопление в пресной воде! Следов борьбы нет. Посторонних ДНК нет. Я им приношу доказательства – а меня не хотят слушать!

Нелепа и прекрасна в своей праведной ярости. И, бесспорно, умна. Пожилая, без опыта, связей и помощи – а раскрыла Касин план. Но что ей ответить? Ненавистная Кассандра – в беде, сама жертва?

Дима мягко произнес:

– Ольга Петровна, я обещаю вам сделать все для того, чтобы обнаружить и наказать убийцу вашего сына.

Слова оказались не те. Пожилая женщина взвыла:

– Зачем его искать? Это Кассандра сделала! Она, гадина! У меня есть свидетели! Документ подписанный!

Руки трясутся, она полезла в сумочку и уронила ее. Об мокрый асфальт звякнули и разбились очки, кошелек распахнулся, разлетелись монетки.

Полуянов кинулся помогать, но она отталкивала его, истерически всхлипывая:

– Я думала… вы журналист… за справедливость! А вы такой же равнодушный, как они все!

В окнах начал вспыхивать свет, из-за штор выглядывали любопытные лица.

Дима мечтал об одном: чтоб разверзся асфальт. Или пусть хоть полиция приедет!

Но вместо этого зазвонил телефон. Надюшка.

– Ты можешь спуститься? – нервно попросил Полуянов.

Она ответила странным голосом, будто ее держали за горло:

– Дима. Меня сейчас вырвет.

За полтора часа до описываемых событий

Когда ей позвонил сосед по даче, Надя чрезвычайно удивилась. Со стариком из дома напротив они практически не общались – лишь сухо кивали друг другу. Митрофанова не обижалась на его холодность, понимала: они с Димой действительно причинили Тимофею Марковичу большое горе.

Но телефонный номер в записной книжке остался – еще с тех пор, когда Надя только начинала обживать дачу, отцовское наследство, активно пыталась подружиться с соседом и постоянно зазывала его на чай с домашними пирожками [12].

Сейчас старик, обычно сдержанный, был неприкрыто взволнован:

– Не хотел тебя, Надя, тревожить. Я вообще в чужие дела лезть не люблю. Но твой, прости, сюда бабу привез.

– К-какую бабу? – опешила Митрофанова.

– Молодую. Хозяйничает тут у тебя. Посудку перемывает. Я, извини, не удержался, в окошко заглянул. Как у себя дома держится.

– Не может быть, – прошептала Надя.

– Дак мне тоже казалось: парень у тебя положительный. И семья у вас хорошая.

– А она… эта баба… как выглядит? – охрипшим голосом спросила Митрофанова.

– Ну… меньше тридцати. Тощая. Глаза как у лани, только синие.

– Кассандра… – прошептала Надя.

– Что?

– Тимофей Маркович, я сейчас приеду.

– Давай, – одобрил сосед. – Они пока вечеряют, так что к самому интересному доберешься.