#останься дома и стреляй!

Дверь открыла с одним лишь любопытством. На пороге стояла Кася. Простоволосая, в легеньком вечернем платье (хотя за окном от силы плюс десять). Она дрожала, на щеках еще не высохли дорожки слез. Ее правый глаз смотрел крошечной щелочкой, нижнее и верхнее веки опухли, налились багрянцем, щеку раздуло огромным кровоподтеком.

Я втянула ее в квартиру, охнула:

– Кто тебя?!

Кася всхлипнула:

– Сашка.

– Боже!

Я тщательно копалась в биографии восходящей звезды, но ни разу в ней не мелькало, что актер склонен к агрессии. Да и Кася однажды пробросила: ее Сашеньку вывести из себя нереально, от конфликтов он всегда уходит – жизнь с капризной мамочкой, видно, натренировала. А тут вдруг такое!

Но, прежде чем расспрашивать, я отвела Касю в спальню, помогла ей снять платье и укрыла теплым одеялом. Принесла из морозилки лед, велела приложить к лицу и терпеть.

– Холодно! – капризничала Кася.

– Хочешь месяц с фингалом ходить?

– Хочу! Мне вообще нужен этот фингал!

– Зачем?

– Поеду в травмпункт, сниму побои и в полицию заявлю.

«Какой отличный будет скандал!» – подумала я и с сочувствием в голосе спросила:

– Да что на твоего Сашу нашло?

– Все из-за мамаши его безумной, – со злобой выдохнула Кася. – Она специально мне гадит! Прикинь, я Сашку почти месяц уговаривала сходить вместе в ночной клуб. Ты же знаешь, как я люблю танцевать! Вот, наконец, сегодня собрались. Заказали столик у самой сцены. Егор Крид выступал. И на моей любимой песне – эта сука звонит! С сердцем у нее, видите ли, плохо! Требует срочно приехать! Я разозлилась, говорю: «Пусть «Скорую» вызывает!» Он на меня погнал: все равно, типа, не могу веселиться, когда маме плохо. И плакал мой ночной клуб – поехали его гадину спасать!

– Почему ты не осталась? – искренне удивилась я.

– Потому что только ты – смелая и живешь, как считаешь нужным! – всхлипнула Кася. – А я никто, ноль, содержанка. Мне сказали: «К ноге», я побежала.

– Продолжай.

– Приезжаем. Дверь приоткрыта – все, конец, умираю. А сама лежит в постели – румяненькая, гладкая. Но стонет эффектно: «Саашенька! Подаай мне нитроглицерин!» Сто раз бы сдохла, пока мы ехали, если действительно плохо. А этот лапоть – все за чистую монету. Скачет вокруг нее, таблеточки, компрессик прохладный на голову. Она на подушках откинулась, глаза закатила, но зрение, тварь, не потеряла. – Кася передразнила: – «Саааша! Почему твоя Кассаааандра так вульгаааарно нааакрашена?» И он – нет бы меня защитить! – только оправдывается: «Мы в ночном клубе были. Касе хотелось выглядеть красиво». – «Но есть же рааазница! Между эффектным выходом и дурновкууууусием!»

– Каська, – вздохнула я. – Как ты только такое терпишь!

– Так я и не терпела сегодня! Вот что получила. На лицо мое полюбуйся! – взъярилась она.

– Прямо при матери тебя ударил?

– Нет, я там молчала. Но когда цирк закончился и мы в лифт зашли, не выдержала. Говорю ему: «Понятно, в кого у тебя актерский талант». А он глазами хлопает, вроде как не понимает. Ну, меня и понесло, все ему высказала. А он мне врезал. Скотина! Завтра же на развод подам. И на всю страну его ославлю!

Касины слова падали на мое раненое сердце, словно бальзам. Но насколько тверды ее намерения? Сейчас, когда впечатления свежи и имеется благодарный слушатель, можно говорить что угодно. А завтра Саша явится с цветами, и Кася пожалеет свою безбедную, сытую жизнь. Вспомнит, что супруга только что утвердили на очередную главную роль и особняк в ближнем Подмосковье достроен.

Нужно ее немедленно в полицию тащить, пока не передумала. Я взглянула на часы: пятнадцать минут третьего. На улице темнота, холод и дождь. Кася пригрелась под одеялом, глаза начали слипаться.

Я потрясла ее за плечо:

– У тебя может быть сотрясение мозга. Давай «Скорую» вызовем и полицию.

Она сонным голосом пробормотала:

– Да не… он не настолько сильно ударил… Лизочка, обними меня.

Я устроилась рядом, начала нежно гладить ее по голове, целовать любимую, беспомощную, тонкую шейку.

– Как я тебя люблю, – прошептала Кася.

Через минуту она уже спала. Будить ее и настаивать на вызове «Скорой» я не стала. Сидела рядом, любовалась ее отекшим, но все равно прекрасным лицом и тщательно просчитывала: как сделать, чтобы Касин мстительный пыл к утру не угас.

Но увы! Подруга моя пробудилась поздно, первым делом схватилась за телефон и с удовольствием сообщила:

– Сорок восемь вызовов не отвеченных. Плюс сообщения. – Она быстро прокрутила, удовлетворенно улыбнулась и доложила: – «Люблю, обожаю, извиняюсь, возвращайся».

Кася отбросила телефон и злорадно заявила:

– Не буду отвечать пока, пусть помучается.

Мое настроение сразу испортилось:

– Ты у меня, только чтобы пересидеть и мужа помучить?

Она выскочила из постели, обняла меня, прижалась:

– Лизочка, ты что? Я к тебе, как к самому близкому человеку!

Лед не слишком помог. За ночь ее лицо еще больше опухло, раненый глаз полностью закрылся. Как мне больно было смотреть на такое!

Кася порхнула к зеркалу, фыркнула:

– Вот это видок! Лизхен, краситься – или ты меня такой потерпишь?

За ночь ее настроение очевидно улучшилось.

Я сердито произнесла: