Останься со мной (СИ)

А вот по ту сторону камня шумел лес. Зимний, влажный, серый. Голые деревья покачивались, словно на них дул ветер, скрипели. На ветвях, нахохливши черные, перья сидели алконосты. Стражи Нави зорко следили, за беспокойно снующими внизу людьми. Василиса пригляделась. Нет, то были не люди – души, хоть и плотные, тяжелые. От того и похожие на живых. Каждый что-то делал, кого-то искал, куда-то спешил. Все это создавало непомерную суету. Рядом, почти у самого выхода из этого странного леса, сидел мужичок и чинил башмаки.

— Сударыня, у вас крепкая обувь?

Василиса опустила глаза на свои мягкие полусапожки, которые ей подарила чуда.

— Вроде да.

— Отлично! Прошу вас, не истопчите их. Ведь я единственный башмачник в округе и все идут ко мне, — он с силой ударил молотком по подметке. — Всю жизнь шли ко мне. Ни дня без колодки. Они ходили на танцы, а я чинил их обувь. Они ездили отдыхать, а я чинил их обувь. Они поднимались в горы и спускались на быстрых лыжах, а я чинил их обувь. Как же я ненавидел это дело, но ничего иного, увы, не умел! Думал, помру и отдохну, но вы поглядите на меня. Я снова чиню обувь! Терпеть не могу этот молоток, но он словно прирос ко мне. Эх, обидно-то как, я ближе всех к выходу, но не смею уйти, пока не закончу работу. А там течет Смородина, я бы смог отстирать свои одежды, умыться и родиться заново. Быть может, я стану машинистом тепловоза, вы видели этих рычащих тварей? Они похожи на огненных змеев. Хотел бы я приручить такого.

Василиса сглотнула. Она тоже хотела бы еще раз взглянуть на огненного змея, да не судьба.

— Так брось ты это дело! Выход вот, до него всего шаг. Иди!

— Рад бы, да не могу. Видела эту гору ботинок? Это мой долг. И я не буду свободен, пока не исполню его. Нужно работать быстрее, и, быть может, однажды я смогу уйти.

— Ты и сейчас можешь, — Василиса покачала головой. Глядя, как едва отремонтированный башмак вновь возникает разорванным на общей куче.

— Вряд ли. Это лес Надежды. Пока я тут сижу, еще ни один не смог ее оставить и выйти. То, что нужно живым, совершенно бессмысленно для мертвых. Но я хотя бы приношу пользу, не то, что вон тот дурень с золотым топором, застрявшим в пне. Приглядись. Ему просто нужно отпустить рукоятку, но нет — это же золото, его ведь так сложно оставить, даже в посмертии.

— Не сложнее, чем груду рваных башмаков. Ты не видел тут мага, лекаря. Высокого, такого белокурого, с усами?

— А какие у него башмаки? — Мужичок придирчиво осмотрел свою огромную кучу.

Василиса пожала плечами. Хоть убей, она не помнила, какую обувь носил Велимир.

— Тогда не видел. Но лекари там, дальше. Прямо и налево. За резными деревьями. У них там полевой госпиталь. Вот бедняги. Не хотел бы я быть на их месте.

Мужичок еще что-то говорил, но Василиса не слушала его. Скорая встреча окрылила. Она поспешила в надежде увидеть жениха.

— Вы не видели моего ребенка? — В подол длинного жилета вцепилась постаревшая, но не утратившая красоты женщина.

— Какого ребенка? — Василиса замедлилась, осмотрелась по сторонам. Среди душ, обитавших в этом странном лесу, детей определенно не было.

— Ну, ребенка, — женщина замялась, — дети… они такие маленькие, иногда совсем крохотные слизнячки. Я видела мельком… пару раз… когда лекарь таз не успевал убрать. Не знаю, как еще объяснить. Она сказала, я могу пройти, когда соберу их всех.

— Всех? — Василису затошнило.

— Да. — Женщина растерянно огляделась. — Семь или восемь, уже и не помню, жизнь длинная была. Яркая. Быть может, вы меня знаете? Я пела, ох, как я пела:

— Люблю! — Кого? — Сама не знаю.

Исчез меня прельстивший сон;

Но я с тех пор, с тех пор страдаю,

Как бросил искру он[1].

Василиса не помнила ни песню, ни певицу. Поэтому замотала головой и поспешила вперед.

Резные деревья показались издалека. Они белели очищенным нутром. Притягивали взор тонкими линиями. В них читалась страсть, скорость, грация, но у скульптора, создавшего эти шедевры, была одна единственная муза. Прекрасная, тонкокостная дева с длинными вьющимися волосами. Она словно порхала от одного ствола к другому. Убегала, маня за собой невольного зрителя. Словно снег, летели стружки. Рядом трудился, ловко орудуя ножом, могучий детина. Он с любовью вырезал складки на невесомом девичьем платье и полностью был поглощен работой. Василиса вдруг поняла, что узнала красавицу. Вспомнила статью в прошлогодней газете, фотоснимки с места преступления. И трусливой мышью прошмыгнула мимо. Ей совершенно не хотелось проверять, тот ли нож в руках у резчика.

Взмокшая, она выскочила на поляну и уперлась в самый настоящий полевой госпиталь. С правой стороны, около невзрачного, посеревшего от времени шатра, спиной к ней и, склонившись над пациентом, стоял Велимир. Василиса забыла, как дышать. Радость встречи перевесила иные чувства. Все сомнения, обиды развеялись, словно пепел на ветру. Захотелось вновь почувствовать себя защищенной, нужной, любимой.