Останься в Вейзене

Конечно, я просчиталась. После этих слов студентам совершенно не хотелось думать про ионы, так что обсуждали они не уравнения, а следующую лекцию. Неужели эта кристаллическая тема настолько сильно волнует их душу? Впрочем, если даже мои ничтожные отблески магии этот крохотный камень усиливает многократно, то что говорить о тех, кто действительно владеет магией? И о камнях, которые не удержишь пинцетом, которые даже ладонь будут оттягивать? Что возможно сотворить с их помощью?..

Подопечных пришлось чуть-чуть замотивировать, озвучив кое-какое условие. Зачет по моему предмету получит лишь тот, кто сдаст все задания до единого. Наполненные энтузиазмом разговоры не прекратились полностью, но хотя бы утихли.

Ну хорошо, стоит признать, уравнения я предложила не самые легкие. Но уж какие вспомнила. Все-таки я ими увлекалась ещё в школе, когда готовилась к единому государственному экзамену по химии. Или ещё хуже — к государственной итоговой аттестации. А наше министерство образования, как известно, не щадит несчастных выпускников. В девятом классе мне такое замысловатое уравнение попалось, что вместо привычных двоек, четверок и девяток коэффициенты в нём доходили до значения в половину сотни.

Времени студентам потребовалось больше, чем я закладывала изначально. Покидали мои подопечные аудиторию спешно, поскольку уже почти опоздали на следующее занятие — а в этот день после моей лекции их, как выяснилось, учат чему-то очень интересному в том самом тайном внутреннем дворике. Хотела бы я на это посмотреть… Но у меня свои планы на оставшийся день.

Все убежали, но один студент все-таки остался. Я попыталась вспомнить, как его зовут, но мне этого не удалось. Хороший мальчик, сосредоточенный на учёбе: вместо того чтобы обсуждать посторонние темы, внимательно слушает, о чём я вещаю, и постоянно что-то записывает. Есть в этом и минус — такие усердные ученики весьма редко отвечают на вопросы, предложенные аудитории, так как полностью погружены в процесс впитывания новых знаний.

Противоположность Вилсона, одним словом. И даже внешне они кардинально отличаются: этот мой студент темноволосый и кареглазый, с более выдающимся разворотом плеч, но менее гордой осанкой.

— Разрешите спросить? — он остановился напротив меня.

— Да, конечно. Спрашивайте. Что-то по теме сегодняшней лекции? И ещё напомните, пожалуйста, своё имя — все я пока что не успела выучить.

— Хопберт, — представился он. — Я понимаю, на сегодняшнюю контрольную вы ответы не дадите сейчас…

— Да, — согласилась я, — но на следующее занятие мы обязательно рассмотрим правильные решения и разберем основные ошибки.

Я покосилась на неровную стопку листов. Сколько их здесь? Должно быть около ста пятидесяти. Надеюсь, я не сойду с ума, пока буду всё это проверять.

— Угу, — заметил Хопберг. — Но все же я не понимаю до конца… Можно взять? — Он потянул руку к мелу, и я кивнула. — Мы смотрим на степень окисления. Но… Если у нас восстановитель?

— Даже если, все верно. Степень окисления может быть как положительной, так и отрицательной…

И понеслось.

Таблицу Менделеева, кстати, я по памяти им изобразила, как смогла. Первые три с половиной периода я, к счастью, помню наизусть. Моим подопечным теперь тоже предстоит их выучить.

Мы с Хопбергом целиком разобрали одно уравнение из того бездонной копилки с уравнениями, которая хранится у меня в голове. И я предложила ему ещё два уравнения для самостоятельной работы. Уходил от от меня, смею надеяться, довольный, с горящими глазами. Кажется, у меня появился претендент на роль лучшего ученика. Люблю, когда студенты учат предмет, потому что он интересен им самим, а не из-за страха отчисления.

Интересно, а здесь могут отчислить? Наверняка должны. Я вообще пока не сильно разобралась во всей этой бюрократии, как проходит приёмная комиссия и кто платит за студентов — империя или родители. Глядишь, узнаю, если поживу подольше…

* * *

Я более-менее выровняла стопку с сочинениями студентов, прошлась вдоль рядов, проверяя, не забыл ли кто в спешке сдать листок. Никто не забыл. Хорошо.

Закрыв оконце, которое всё это время наполняло нашу аудиторию свежим весенним воздухом, я наконец вышла из аудитории вместе со всем полученным богатством. И едва не столкнулась с Гетбером, который, как ни в чем не бывало, оббивал пороги аудитории.

— Здравствуйте?

— Долго ты, — пробурчал он. — Это ещё повезло, что аудитория оказалась свободна, так бы тебя вежливо попросили отсюда уйти ещё полчаса назад.

— Вам ничего не нравится, — заметила я. — Ни когда я ухожу рано, ни когда я ухожу поздно.

— Возраст, Варя, — вздохнул Гетбер. — Не забывай, я уже не так молод, как ты. Чем старше становишься, тем сильнее начинаешь ценить комфорт. Куда сейчас направляешься?

— Оставить всю вот эту красоту, — и я плотнее прижала к себе бумажки.

— Что там? — Гетбер шагнул ко мне. Туалетная вода у него оказалась цитрусовая, кислая. — Заставляешь учеников включать голову?

— Нет, там рисунки для любимой мамы от всех её ста пятидесяти детей.

Это оказалось непросто — обойти его, но при этом не коснуться.