Остаточная деформация (СИ)

— Жаль, что нельзя через них следить, — подал голос Сэм, про которого друзья слегка подзабыли. — Это бы столько проблем решило…

Гриша хмыкнул и снова затосковал:

— Для примитивного маячка мне всего пару деталек не хватает. Резистора на ноль пять и пары конденсаторов… Я даже, каюсь, ещё раз обшарил вещи Берта, может, завалилось в уголок… Но нет, увы. Нашарил только какую-то трубу, чёрт его знает, зачем она, и кучу медяшек. Тоже — зачем бы? Одну взял, на провода. С Фирсом раскатали на проволоку, красота…

Стас заржал.

— Гриша! — возопил Сэм. — Ты учёный! А ведёшь себя, как уголовник какой-то!

— Я для дела! Не для себя! И только одну, грамм на двести. А там их кила на два лежало. Вполне могла потеряться и сама по себе. И вообще, на сворованных мух ты не жаловался, а тут двести медяхи, смешно.

— Поседею я с вами, — вздохнул Сэм, смиряясь со случившимся. — Один ворует, другой состоит из сплошных загадок…

— А у кого-то гена бабли нет, — перебил Стас, откладывая работу. — Давайте лучше так. Если через неделю не вернутся они с Айрин, вышлем поисковую группу. А сейчас давайте поговорим про ту йорни, ну, «долгожительницу». Всё мне одна штука покоя не даёт.

— Какая? — мигом переключился Гриша. Он был готов к новому диспуту.

— Джек обмолвился, что крылья у неё были какие-то мелковатые…

Глава 10. Если крылья тяжелы

Ты — ты — ты — ты — пробуй думать о другом,

Бог — мой — дай сил — обезуметь не совсем.

(Пыль — пыль — пыль — пыль — от шагающих сапог.)

Нет сражений на войне. Редьярд Киплинг

Гелио

Мат снова треснул по лопаткам. По идее, особый упругий слой, которым мат был обтянут, должен смягчать и гасить удары, но Берт с уверенностью мог сказать, что ни ёжика он не смягчает и не гасит. Ему было, с чем сравнивать: пару раз увлёкшийся инструктор ронял его просто на дощатый пол и разок сгоряча приложил об стенку. Практически никакой разницы. Всё то же чувство, будто из лёгких вынули воздух и завязали сдувшиеся тряпочки вокруг позвоночника. А сейчас ещё и губу расквасил.

Инструктор коротко рыкнул и потянул Берта вверх. Сидевший на низкой скамье Василь покачал головой.

— Та хватит с него, — сказал с лёгкой укоризной. — Ты же видишь, сегодня дела уже не будет.

— Вижу, — безнадёжно сказал инструктор. — Но надо продолжать. Неделя осталась, а конь не валялся.

Василь присвистнул.

— Я не научусь за неделю, — пробормотал Берт, тяжело переводя дыхание. — Хоть с конём, хоть без. Нет способностей…

Он хотел добавить, что сил и желания тоже нет, но не добавил. Умом понимал, что ребята Михеля хотят ему добра. После того дня, когда Берт положил грязный берет в корзину с мёртвыми перьями, что-то изменилось. Внешне почти незаметно (вояки и так неплохо к нему относились), но на уровне ощущений — несомненно. Если бы случилась в эти дни ещё одна Последняя битва, Берта взяли бы наверняка. В чём дело, он понять не мог, просто принял как факт.

— Тебе надо выжить, дохляк, — в сотый или тысячный раз повторил инструктор. — Чтобы выжить, надо драться. В стойку.

Берт потянул воздух пополам с кровью сквозь стиснутые зубы. Получился всхлип. Ничего, губу и синяки Пети залечит за несколько минут.

— Стойте. — Василь поднялся. — Командир, он ритм не чувствует вообще. Дай-ка я попробую.

Вот Василь его ещё не бил. Берт истерично хихикнул. Какой ритм? У него выдрали половину органов чувств, он не чует полей ни живого, ни мёртвого, зрение урезано до куцего диапазона частот… Ритм. Святые ёжики, ритм ему.

Инструктор пожал плечами и отошёл. Скептически скрестил руки на груди.

— Ты музыку любишь? — неожиданно спросил Василь, накручивая на ухо длинный чёрный чуб.

— Да, — кивнул сбитый с толку Берт. — Люблю. В основном старую, догельской эпохи. Если не в лесу, то часто слушаю.

Он и современной раньше не брезговал, но от слуха тоже остались огрызки. Как раз, чтобы слушать старые мелодии и не чувствовать себя калекой. По меркам людей он самый обычный, нельзя забывать.

— А в лесу?

— Лес сам как музыка, там не надо.

Василь хмыкнул. Инструктор задрал лохматые брови.

— Добро. Давай последнюю связку заново, только на три счёта. Глаза можешь закрыть, легче будет. Слушай меня.

И Василь довольно мелодично замычал вальс.

Берт ещё раз вздохнул-всхлипнул, закрыл глаза и поднял к груди свинцовые руки. Устал, как говорит Пети, до усрачки. Почти невменяем. Триста раз заученная и триста раз проклятая связка. Выпад-блок-отход-выпад влево-пригнуться…