ПРОШЛО ЧЕТЫРНАДЦАТЬ МИНУТ С ТЕХ ПОР, КАК ОН ПОКИНУЛ ДОМ. Он помнил, как посмотрел на дисплей, заводя машину. Может, шестнадцать. Может, он неправильно запомнил. Может быть, и меньше! Затем он остановился выкурить сигарету, сигарета обычно занимала семь минут, но на самом деле он ее выкурил скорее за четыре.
Итак, Клэй ехал десять минут, что было не так уж долго, и это означало, что он не мог и вправду потеряться. Он велел себе успокоиться, затем остановил машину на подъездной дорожке к фермам МакКиннон, чтобы покурить. Конечно, он мог бы проехать дальше по дорожке к дому или другому зданию, где были люди, но это означало бы, что он действительно запаниковал, а это было не так.
Поэтому он курил и пытался обрести расслабление, присущее этому акту, но затем в нетерпении затушил сигарету, не докурив. Он не мог вспомнить, была ли их машина единственной на дороге, когда они ехали к дому в тот первый день. Первый день, казалось, был много недель назад.
Он закрыл дверь громче, чем собирался, хотя и не совсем хлопнул ею. Удар был достаточно громким, чтобы подчеркнуть общую тишину. Он сказал себе, что тишина – это нормально, так оно и было. Все вокруг будет казаться спокойным, будь он готов к спокойствию. Оно казалось раздражающим в лучшем случае и угрожающим – в худшем. Символы ничего не значат: это человек вкладывает в них смысл, в зависимости от того, в чем он нуждается больше всего. Клэй закинул в рот жвачку и завел машину. Он повернул налево от подъездной дороги к ферме и ехал медленно, отмечая все возможные повороты направо. Первый, потом второй, потом, наконец, третий, но ни один не выглядел знакомым, и ни у одного из них не было палатки, в которой продавались бы яйца. Был какой-то знак с надписью «Кукуруза», но он, казалось, вообще ни на что не указывал и, наверное, был старым.
Он подумал об умозрительных и реальных тренировках, которые они устраивали, чтобы подготовить Арчи к поездке в подземке в одиночку. О том, как они настаивали, чтобы мальчик запомнил их телефонные номера: на случай, если его собственный потеряется или сломается, – о плане, который они выработали, если он окажется в поезде, перенаправленном в ту часть города, в которой он никогда не был. Теперь он постоянно ездил в метро. Клэй редко думал об этом. Возможно, так это и работало. Ты готовишь своего ребенка спать всю ночь до утра, или есть вилкой, или мочиться в унитаз, или говорить «пожалуйста», или есть брокколи, или относиться ко взрослым с уважением, и потом ребенок оказывается к этому готов. И дело с концом. Он не знал, почему подумал об Арчи, и покачал головой, словно пытаясь прояснить это. Ему придется развернуться и выбрать один из трех, четырех, пяти поворотов, которые он проехал, определить, куда они вели, понять, какой из них верный. Один из них должен быть верным. Ему нужно только оставаться методичным. Он проделает путь обратно до дома, затем начнет снова, осторожнее, внимательнее, и доберется в город, где и намеревался оказаться. Теперь ему действительно хотелось эту колу. Голова болела от недостатка кофеина.
Их отпуск был испорчен. Магия была разрушена. По правде говоря, что ему следует сделать, так это поехать обратно к дому и заставить детей собрать вещи. Они вернулись бы в город до ужина. Могли бы шикануть в том французском заведении на Атлантик-авеню: заказать жареные анчоусы, стейк, мартини. Клэй был полон решимости, но задним числом. А сейчас он был… ну, он бы сказал, в смятении, но он не заблудился. Он испытывал необъяснимо сильное желание увидеть детей.
Он выбрал первый поворот налево и проехал всего несколько ярдов, прежде чем понял, что это не тот путь: дорога шла в гору, а он знал, что нужная ему была ровной. Он развернулся и поехал назад на главную дорогу, почти не сбавляя скорость, зная, что машин нет ни в одном направлении. Второй поворот налево – казалось, этот мог быть верным. Он проехал по дороге, затем повернул направо, потому что была такая возможность. Возможно, так оно и было, и раскрашенная палатка с яйцами была дальше по дороге. Все выглядело знакомо, потому что деревья и трава всегда выглядят именно так, как от них ожидают.
Он снова развернул машину, вернулся на дорогу, на которую свернул с главной, и там, на другой стороне дороги, он увидел женщину. На ней была белая рубашка-поло и брюки цвета хаки. На ком-то этот наряд смотрелся бы как одежда для отдыха, но на этой женщине с ее широким лицом коренной американки (древняя кровь, вневременное достоинство) он выглядел как униформа. Женщина увидела его, подняла руку, помахала, показала на него, поманила к себе. Клэй выехал на дорогу, теперь уже медленнее, и скользнул к остановке. Он опустил пассажирское окно и улыбнулся женщине такой улыбкой, которой учат улыбаться собакам, чтобы не выдать страх перед ними.
– Привет! – Он не знал, что сказать. Признаться, что потерялся?
– Привет. – Она взглянула на него и начала очень быстро говорить – на испанском.