Тут, в лесу, воздух был сладким и гнилостным, каким частенько бывает летний воздух. Роуз задавалась вопросом: будут ли они родителями с одним или двумя детьми? Будут ли они белыми, как ее семья, или черными, как Вашингтоны, или индейцами, как семья Сабины, или из Саудовской Аравии, Тайбэя или с Мальдив? Знали ли там, в Саудовской Аравии, Тайбэе и на Мальдивах, что происходило в Уэйкроссе, штат Джорджия, где сорок тюремщиков оставили пятнадцать сотен человек на милость стихии? Освобождение пришло внезапно: промокший потолок разрушился, запирая тела в развалинах, навсегда за решеткой, но, может, выбрались их души? Никто из тех сорока не верил, что ветер и дождь могут свести на нет дело рук человека. Ни один из этих сорока не оплакивал умерших хоть немного. Они говорили себе, что это были плохие люди, не зная, как мало имело значения то, прожил ли ты свою жизнь хорошим или плохим.
Роуз шла час или целую жизнь. Она расстегнула сумку и откусила от помятого нектарина. Какое-то летающее насекомое, почуяв сладость, закружило поблизости. Роуз съела белую мякоть за один, два, семь, четырнадцать укусов. Фрукт так аккуратно отделился от косточки в центре. Косточка плода была каким-то чудом: выщербленная и шершавая. Она позволила ей упасть на землю в надежде, что через много лет та сможет превратиться в дерево.
Она не была тупой. Она не ждала спасения. Она поняла, что, пока они одни, у них нет ничего. Теперь у них будет что-то, и будет благодаря Роуз. Она увидела крышу сквозь лес, именно там, где ожидала ее увидеть.
Но дом был такой же, как у них! Казалось, это что-то значило, даже если в каком-то смысле все дома выглядели одинаково. Роуз была воодушевлена этим эхом дома Вашингтонов, так же как лепет ребенка звучит как успокаивающая речь. Она смело проделала путь ко входной двери. Роуз пошла прямо по кирпичной дорожке, предназначенной для посетителей. Она постучала твердо, уверенно, кулаком.
Стараясь не раздавить посадки, она сделала шаг в мульчу и прижалась лицом к окнам. Поле цветочных обоев, картина маслом с изображением коричневой лошади, латунное бра, закрытая дверь, зеркало, отражающее только ее собственное лицо – ее лицо, решительное и оптимистичное. Она не могла знать и так и не узнала, что Торны – семья, которая жила в этом доме, были в аэропорту Сан-Диего и не могли принять никаких мер, поскольку внутренние рейсы не летали из-за беспрецедентной чрезвычайной ситуации в стране, как будто для случившегося требовался прецедент. Торны больше никогда в жизни не увидят этот дом снова, хотя Надин, матрона семьи, порой мечтала об этом, прежде чем пала жертвой рака в одном из палаточных городков, которые армии удалось построить за пределами аэропорта. Они сожгут ее тело, прежде чем перестанут этим утруждаться, потому что количество тел превысит количество людей, которые могут устроить сжигание.
Роуз подошла к задней части дома и постучала по раздвижной стеклянной двери. Эта комната отличалась от комнаты Вашингтонов: мебель тяжелее, стены темнее. Дом не был предназначен для приема отдыхающих, дизайн был сделан по вкусу людей, которые в нем жили. Может, эти люди забились в подвал и ждут там с оружием? А может, эти люди услышали шум, сели в машину и уехали как можно быстрее. Роуз пошла в отдельно стоящий гараж и обнаружила в нем картонные коробки и перфорированные доски с висящими инструментами, но ни одной машины. Зато была лодка, накрытая грязным брезентом.
– Вас нет дома, – она сказала это вслух, но говорила она сама с собой. Позвонила в дверной звонок и услышала его звон сквозь дешевую полую дверь. Она не вернется без того, за чем пришла.
Рядом с домом лежали декоративные камни, ограждающие клумбу. Роуз обдумывала вариант бросить один из них в заднюю дверь, затем заметила, что оконные стекла у входной двери уже были в трещинах. Она отступила и бросила камень. Стекло брызнуло в дом, камень упал к ее ногам. Шум был недолгим: этот звук был почти ничем. Роуз натянула рукав худи на руку и, держа камень поменьше как раскаленную сковородку, принялась постукивать по осколкам, которые остались в раме. Она пролезла внутрь, и засов оказался прямо там. Это было так просто.
В доме пахло кошкой. Она нашла кошачий корм и лоток, но не само животное, которое ушло, чтобы заняться тем, чем занимаются животные. Она включила свет, уступив своему страху. Роуз знала, как всегда такое знаешь, что она была одна.
Но она заходила в каждую комнату, открывала все туалеты, отодвигала занавески для душа, опускалась на колени, чтобы заглянуть под кровати. Спальня с розовым ковром: деревянная кровать с цветочным узором, поставленная под углом, чтобы с нее было видно верхушки деревьев. Рабочий кабинет: шкафы полны настольных игр и головоломок, напротив – широкие секции с самым большим телевизором, который Роуз когда-либо видела. Столовая: путь пылесоса оставил след на безупречном синем ковре, стол полированный и блестящий.