Оставь страх за порогом

Когда армии вермахта рвались к Волге, была составлена директива № 41:

В любом случае необходимо достигнуть Сталинграда или подвергнуть его действию тяжелого оружия с тем, чтобы город потерял свое значение как центр военной промышленности и узел коммуникаций.

12 мая 1942 года (как зафиксировал в стенограмме чиновник главной имперской канцелярии Генри Пикер) Гитлер на встрече с высшим командованием изрек:

Цель моей восточной политики заключается в том, чтобы заселить Восточную территорию десятью миллионами людей германской расы. Лет через десять мне доложат, что там уже проживает двадцать миллионов немцев[120].

В те же суровые для Союза времена начальник Сталинградского областного управления НКВД, комиссар госбезопасности 3-го ранга Александр Иванович Воронин подписал очередной приказ:

В целях осуществления руководства и оказания повседневной политической помощи создаваемым в городе Сталинграде и в районах области истребительным батальонам по борьбе с парашютным десантом противника приказываю:

1. Создать при Управлении НКВД оперативную группу.

2. Оперативной группе приступить к работе немедленно.

Спустя сутки на стол начальника легли рапорт об убийстве эвакуированного в Сталинград Дубкова и обнаруженная в снимаемой им квартире ракетница сигнальных ракет немецкого производства.

1

– Хватит юлить! Отвечай как на духу, решил на попятные пойти, в штаны от страха наклал? Напомнить, как давал расписку о сотрудничестве, согласии выполнять все приказы? Позабыл, от чего герр полковник предостерегал?

– Все помню! – Яшка Дубков уже не сидел, развалясь, на стуле, не катал по столу шарики хлебного мякиша, а точно загнанный в клетку зверь бегал по комнате, кусал мундштук папиросы. – Память не дырявая! А та расписочка спать не дает, каждую ночь, проклятущая, снится. Еще незвано является герр полковник – лыбится, во рту блестит фикса, из-под очков зыркает, точно змея подколодная готов ужалить. Век его не забуду!

Непейвода слушал Яшку и острым взглядом простреливал парня насквозь. Яшка продолжал брызгать слюной:

– Не считай, что скурвился, просто предлагаю не пулять в небо ракеты, а идти на выгодное дельце, брать часовую мастерскую. Там всяких часиков навалом, чуть ли не каждый беженец, чтоб прокормиться, сдает на продажу. Золотых, правда, не приметил, думается, мастер их припрятал, но ежели как следует тряхнуть, припереть к стене, приставить ко лбу ствол, отдаст. Помню, в тридцать восьмом брал подобную мастерскую, ушли с полными карманами, жили припеваючи полгода…

– За что загремел на пять годков. Кабы не война и немцы не подарили свободу, сейчас видел бы небо в крупную клетку, – перебил Непейвода.

Яшка поправил:

– В тюрягу попал по глупости – выпил лишку, устроил мордобой и захомутали за хулиганство, а при обыске нашли награбленное.

– Тогда жадность фраера сгубила, сейчас погоришь от трусости.

– Не трус, сам знаешь, дважды уходил в побег, имею три посадки.

– Отчего тогда увиливаешь от приказа Хорька? Ясно было сказано, чтоб обследовал в районе чердаки, отыскал открытый лаз на крышу, а ты за прежнее удумал взяться, о часиках возмечтал? За налет на мастерскую схлопочешь новый срок.

– За наши с тобой делишки схлопочем не срок, а вышку.

– Коль увильнешь от дела, раньше сыграешь в ящик.

– За грабеж положен лишь срок, а за помощь врагам – прямой путь на расстрел.

Непейвода присвистнул:

– Вот как заговорил! Хвалю, что простился со страхом, с ним негоже жить, а вот что удумал нырнуть в кусты, прощения не жди.

– Не желаю быть паскудой! – выкрикнул Яшка. – Это тебе наплевать на все с высокой колокольни, немчура стала дороже родной матери, а я родиной не торгую! Не желаю больше торговать совестью, быть у врагов слугой!

– Про совесть вспомнил? Не забывай, кому обязан жизнью, не освободи немцы из тюряги, сейчас продолжал бы баланду хлебать или шел по этапу на Колыму, где в два счета заработал чахотку, лег в вечную мерзлоту.

– Одно дело обчистить мастерскую или квартиру, и совсем другое творить паскудство.

– Значит, идешь на отказ? Тогда верни пушку, она тебе уже ни к чему.

Яшка сунул Непейводе под нос дулю, собрался что-то произнести, но увидел направленную в лицо ракетницу…

Фонари не горели. Окна в домах плотно закрывали ставни, шторы. Редкие автомобили проносились с потушенными фарами. Не будь в небе ущербного месяца, город потонул бы в кромешном мраке.