Беседа со школьным методистом прошла, мягко говоря, не очень хорошо. Кевин догадывался, что Джилл стала хуже учиться, но недооценивал всю серьезность ситуации. Бывшая круглая отличница, его дочь практически завалила математику и химию и в лучшем случае сумеет дотянуть до «тройки» по английскому и всемирной истории – по ее самым любимым предметам, – если успешно сдаст семестровые экзамены и до Рождества – просроченные домашние задания, – перспектива, которая с каждым днем казалась все менее вероятной.
– Я в растерянности, – призналась ему школьный методист, серьезная молодая женщина с длинными прямыми волосами в очках восьмиугольной формы без оправы. – Это полная катастрофа.
Джилл сидела рядом с каменным лицом, на котором застыли то ли вежливая скука, то ли слабое удивление, словно говорили не о ней, а о девушке, которую она едва знала. Кевину тоже досталось от методиста. Мисс Марголис не могла понять его безразличия: он не поговорил ни с одним из преподавателей Джилл, не ответил ни на одно электронное письмо, информирующее его о плохой успеваемости дочери.
– Какие электронные письма? – изумился он. – Я ничего не получал.
Как выяснилось, сообщения до сих пор посылали на адрес электронной почты Лори, потому-то он их в глаза не видел, но эта неразбериха лишний раз доказывала главную мысль методиста, – Джилл растет без присмотра и не получает должной поддержки дома. Кевин с этим не спорил: знал, что сплоховал. С тех пор, как Том пошел в детский сад, надзор за учебой детей осуществляла Лори. Она проверяла домашние задания, подписывала табель успеваемости и согласия на поездки с классом, знакомилась с новыми учителями на родительских собраниях. Кевину все те годы оставалось только имитировать заинтересованность, когда она рассказывала ему про школьные дела детей. И он еще явно не усвоил тот факт, что теперь вся ответственность за образование дочери лежит на нем.
– Насколько я понимаю, в вашей семье… произошли перемены, – сказала мисс Марголис. – Джилл, очевидно, не совсем к ним приспособилась.
В конце разговора она перечеркнула составленный в начале года список высших учебных заведений, в которые Джилл намеревалась подавать документы – колледж Уильямса[77]
, Уэслианский университет[78], Брин-Мор[79]; теперь о поступлении в какой-то из них не могло быть и речи. Они, конечно, поздно спохватились, но в предстоящие недели им следует сместить акценты и сосредоточиться на менее престижных вузах. На учебных заведениях, которые более снисходительно отнесутся к отличнице, показавшей отвратительные результаты в одном семестре. К сожалению, заключила мисс Марголис, это то, что мы имеем, и придется считаться с действительностью.– Так что ты думаешь? – спросил Кевин, глядя на дочь; они сидели друг напротив друга за узким столом с пластиковым покрытием.
– О чем? – Она подняла на него глаза: взгляд выжидательный, само лицо непроницаемо.
– Сама понимаешь. Колледж, следующий год, дальнейшая жизнь…
Джилл недовольно скривила рот.
– А, об этом.
– Да, об этом.
Она окунула в маленький соусник с кетчупом ломтик жареной картошки и отправила его в рот.
– Трудно сказать. Я даже не знаю, хочу ли я поступать.
– В самом деле? Джилл пожала плечами.
– Томми поступил в университет. И что из этого вышло?
– Ты не Томми.
Она промокнула рот салфеткой. Ее щеки ее окрашивал слабый румянец.
– Дело не только в этом, – сказала Джилл отцу. – Просто… мы ведь с тобой теперь живем вдвоем. Если я уеду, ты вообще один останешься.
– За меня не переживай. Делай то, что должна делать. Я справлюсь. – Кевин попытался улыбнуться, но улыбка вышла натянутой. – К тому же, когда я последний раз пересчитывал, в доме нас было трое.
– Эйми – не член семьи. Просто гостит у нас.
Кевин пододвинул к себе свой бокал – в нем остался только лед – и через соломинку допил последние капли жидкости. Джилл, конечно, была права. Их осталось всего двое.
– Что скажешь? – спросила она. – Хочешь, чтобы я уехала учиться?
– Я хочу, чтобы ты делала то, чего тебе самой хочется. То, что тебе нравится.
– Опа! Спасибо, папочка. Ты очень помог.
– За то мне и платят большие бабки.
Джилл поднесла руку к голове, рассеянно пощипывая на макушке щетину, которая за последние недели стала заметно гуще и темнее. Теперь, когда кожа не просвечивала сквозь волосы, его дочь выглядела не столь агрессивно.
– Пожалуй, – произнесла она, – следующий год я предпочла бы пожить дома, если ты не возражаешь.
– Нет, конечно.
– Может, поезжу в Бриджтонский университет. Похожу на кое-какие занятия. Может, устроюсь куда-нибудь на неполный рабочий день.
– Разумно, – согласился Кевин. – Неплохой вариант.