Оставшиеся в СССР (сборник)

Ближе к трибуне расположились старики, пожилые люди, женщины средних лет и редкие, оставшиеся в живых фронтовики. Разбились на несколько групп, по сходным взглядам на жизнь после смерти вождя. Большинство все еще не могло смириться с тяжелой утратой. Дальнейшую жизнь без Иосифа Виссарионовича представляли смутно. Во всем обвиняли Берию. Курили. Мужчины зло матерились, сплевывая на земляной пол после каждой затяжки. Дым стоял коромыслом. Некоторые, взбодрившись перед собранием парой гранчаков бурячанки, сидели довольные тем, что председатель не послал их чистить силосную яму или в лес за дровами или еще бог весть куда. Скинув на пол фуфайки, томно потягивались, озираясь по сторонам, норовили встрять в разговор.

Бабы сидели в первой ряду, у самой трибуны. Все на нервах. Ругались на мужиков, чтоб бросили шмалить: – Дышать нечем! Управы на вас нет! Присматривались к ходикам на стене, пытаясь рассмотреть сквозь дым, который сейчас час. Почти шесть, а представителя из райкома нет. Безобразие! А где ж партийная дисциплина! Дома ребятишки. Сами остались. Завтра рано вставать. Да и будет ли он? На дворе снег метель, небось поберегут себя партийные работнички! К тягостям не привыкшие. Привыкшие на фронте в первых рядах полегли. А эти, оставшиеся, небось в тылу отсиживались! Наверняка в такую погоду не приедет! Поди, сидит в теплом кабинете и чаи гоняет! Вон и председатель ерзает на стуле. Тоже сомневается. Нервничает. Перекладывает бумажки с кучи на кучу. Все посматривает на часы.

– Пан голова, а пан Голова, – не выдержала Надежда – ядреная баба, вся в соку, вдова фронтовика, – и сколько нам еще ждать? Ты б хоть позвонил в райком, что – ли. А может отмена какая? Или уполномоченный по слабости не придет?

– Мы прыйшлы – тебэ нэма: пидманула пидвела, – донеслось с задних рядов. В помещении раздался хохот.

– А ну тихо! – председатель стукнул кулаком по столу, застеленному старыми газетами, – придет! Обязательно придет! Раз горком направил, значит будет вам представитель.

– И по какому поводу собрание? – не унималась Надежда.

– Да угомонись ты Надежда! Мне особо не докладывают. Сказано собрать людей к шести часам. Будет представитель из райкома. Инструктор. Валентин. А отчество я запамятовал.

Председатель – Василий Игнатович, в общем, еще молодой – 50 лет, но выглядевший стариком фронтовик без руки, у которого сын пропал без вести, слегка кривил душой. Умудренный жизненным опытом, до поры до времени скрывал причину приезда райкомовца. Знал, какой шквал эмоций вызовет обращение инструктора подписаться на очередной займ. Прошлым летом, когда подписывались на займ 53-го, чего только не было! Кричали, рвали ведомости. Приходили с детьми: – Хорони их сразу гад! Все равно с голоду помрем! Хотели правление спалить. Еле угомонил сельчан. Сам подписался на пять тысяч рублей – все свои сбережения. План райкома выполнили. Обещал что это последний займ. И тогда еще вождь был жив! А сейчас?! Эх! нужно было бы участкового позвать!

– Пан голова, а пан голова, – донеслось с середины зала, а ты точно запамятовал что Валентин? А может Валентина? Валька? Девка! Ты б баньку натопил. На ночь у себя оставил? А пан голова? Поди соскучился за бабой! Восьмой год никого нет!

– Не, никакая это не Валька! – донеслось из угла, – у меня свояк в райкоме работает. Там всего две бабы пашут: – одна полы драет – молодая девка, только после школы, вторая – старая тетка на очках. В библиотеке работает. Жопа – во! Не, таких не пошлют. Мужик это. Точно! Толстый усатый мужик. Им там пайки райкомовские дают.

– А че усатый?

– Дак, свояк говорит: все молодые там. А усы для солидности. Представь себе: молодой пацан, а уже жирный! Разожрались там на пайках. А так усы отрастил и вот тебе – солидный что ни есть мужчина.

– А я предлагаю, – проснулся один из употребивших, – скинуться и послать Михайловну домой за четвертью! А че? Нема представителя, так не зря ж собрались?

– Изверг ты! Фашист недобитый! Нету у меня никакого самогону, и отродясь не было. Вот те крест!

– Бога побойся, Михайловна! Гореть тебе в аду. И за то что богом клянешься и за погубленные семьи! И за слезы жиночи! Вот соберемся всем бабским колхозом и потопим тебя в твоем самогоне!

Ходики пробили шесть. Все разом притихли, ожидая, что сейчас отворится дверь и на пороге появиться представитель. Но ничего не произошло.

– Объявляю тридцати минутную готовность, – негромко проговорил седой паренек – фронтовик танкист, в предпоследнем ряду, потом штурм. Ну, это на передовой, а у нас: нету представителя пол часа, значит в пол седьмого кому по домам а кому танцы в освободившемся помещении. Алеха: патефон взял?

– Взял Серега!

– Во, значит, на том и порешили! Так председатель?

– Не так! Заканчиваем базар! Начинаем собрание! Тихо! Вторым вопросом у нас: подготовка к сдаче государству мясопродуктов. Бригадир Остапенко: доложите о состоянии поголовья скота. Подготовиться бригадиру Семашко Люде по свиньям.

Но распахнулась дверь, и на пороге, в клубах пара появился незнакомец. Близоруко щурясь, вошедший вглядывался в зал.