у них, так естественно, что она опять растерялась. Как все странно, и разве реально? Что
же из этого получится?
– Скажи, что общего у тебя с мистером Нобли? Каков ты сам?
– Уоттлзбрук подбирает актеров, близких характером к ролям. Мы же не пару часов на
сцене, предстоит неделями жить в образе, импровизировать свои диалоги. Но есть и
исключения, как Эндрюс, который по жизни гомосексуален.
– Да, я почувствовала это, – задумчиво сказала она. – Но слушай, ведь ты моя фантазия, не
могу же я просто так взять тебя в свою жизнь, словно багаж какой. Вообще-то мне
полагалось разочароваться в тебе и забыть о Дарси навсегда.
– Мисс, а не приходило ли вам в голову, что это вы – моя фантазия?
Но в эту минуту лайнер напрягся, готовясь к рывку в небо, и Генри окаменел, сжимая
побелевшими пальцами подлокотники кресла, будто усилием воли пытаясь удержать
машину на месте. Вряд ли бы он услышал ее ответ. Впрочем, полет долгий, так что
вопросы и ответы подождут. Кроме главного – это надо узнать сейчас.
– Генри, скажи, что же из всего этого было на самом деле?
– Все. Во всяком случае, точно этот миг, я сейчас умру от страха!
Самолет поднимался к солнцу, дивный полуденный свет заливал бесконечное небо, и
теперь она могла рассмотреть его лицо, и заметить маленький шрам на лбу, и представить, каким он был в детстве, и каким станет в старости. Итак, цепочка из прошлых
бойфрендов рухнула безропотно, как домино, пока не остался один из них. Почему же
последний не может остаться навсегда? И она убрала разделяющий их подлокотник,
поднырнула под его руку, так что теперь он поневоле обнимал ее, а она провела рукой по
его щеке, бакенбардам, уже слегка колючему подбородку. Он попробовал взглянуть на нее, но ужас в его глазах полностью не исчез и теперь, и Джейн рассмеялась.
– Как ты можешь так легко переносить это? Весь ужас несущейся куда-то груды металла, под которой только километры воздуха, и ничего больше?
И она поцеловала его, Господи, как это сладко, а особенно приятно чувствовать, как
постепенно расслабляется его тело, и наконец он даже смог прошептать где-то у ее уха:
– Я знал, что тебя есть за что любить.
Теперь уже это он обнимал и целовал ее, по-настоящему, изголодавшимися, страстными
губами, и она поняла разницу между любовью и игрой в любовь, которой она забавлялась
с Мартином. Позже, после многочасовых разговоров в темноте, она сможет внятнее
сформулировать главное отличие. Генри целовался так, как разговаривал с ней –
полностью и всерьез поглощенный ею и тем, чем они занимаются в данную минуту.
А сейчас, в вышине, они целовались, словно впервые в жизни, потрясенные этим
сближением настолько, что спустя какое-то время Генри совершенно забыл о своем ужасе
перед полетами.