– У меня такое ощущение, что название пошло не совсем оттуда… что оно запомнилось, но потом выплыло само по себе…
– И все-таки запомнилось, потому что проезжали мимо на автобусе и обратили внимание на название этого бара… Нет, оттуда, оттуда.
– Может быть, может быть…
– Знаешь, к кому мы тогда ехали? У тебя был знакомый музыкант из Грузии…
– А-а… было, было…
– Как его звали… не могу вспомнить.
– Теперь уж не вспомнить…
– По-моему, ты играл с ним, когда в те годы ездил на юг.
– Да, я учился тогда на первом курсе и влился в состав сборной группы…
– А этот грузин, басист, был каким-то образом связан с этой поездкой…
– Мы с ним и ездили.
– Он жил в районе станции метро «Елизаровская».
– Да, что-то такого типа…
– И вот по дороге к нему мы и проехали мимо пивбара «Аквариум».
– Очень может быть… У меня такое видение, что временные и пространственные границы совершенно пропадают. Я когда вспоминаю что-то, то помню какие-то отдельные эпизоды, в большей степени помню настроение, чем то, что было… И они, эти эпизоды, даже могут по времени пересекаться и идти в разных направлениях, потому что… Я помню, как вечерами мы ходили и обсуждали идею названия группы и то, что нужно писать песни на русском языке… Потом я помню уже, как «Аквариум», самое первое его образование года 1973-го… когда был некто Саша Цацацнили на басу и мы ездили на репетиции куда-то в Зеленогорск…
– Да, в Зеленогорск.
– Вот современные группы… они даже представить себе не могут, что в Ленинграде деваться было некуда и поэтому приходилось ездить репетировать в Зеленогорск, куда нас пустили непонятно как…
– Но пустили. Месяца два мы туда ездили.
– А потом я помню, как ты стал большим специалистом по индуизму, просидев после сотрясения мозга почти все лето на острове, который был впоследствии назван островом Сент-Джорджа. И который был знаменит тем, что на остров этот приходили голые люди из всех окружающих областей, и ходили там, и занимались любовью под кустами, а ты, как я помню, сидел на холме с книжкой Нарайана «Боги, демоны и другие» и изучал ее, а я приходил к тебе в отшельничество учиться и… я даже помню, как мы там строили дом на холме. Откуда потом взялось у меня многое, аж до 1987 года появлялись идеи, вот песня «Наблюдатель»… она впрямую была вдохновлена именно этим переживанием.
– Я в тех краях относительно недавно отдыхал в санатории «Сестрорецкий курорт», он находится на берегу одного из протоков, на которые разбивается река Сестра, и потом образуется остров…
– Остров в то время принадлежал другой Вселенной. Я помню, как мы переходили речку, становились на колени и землю целовали в качестве обряда допущения на остров. Что было глубоко религиозно правильно. Поэтому остров у меня остался в памяти как неприкосновенная земля, явно принадлежащая отчасти другому измерению…
– Речку и сейчас можно перейти, но уже…
– …уже в ту землю не попадешь.
– Да, в ту землю совсем не попадешь…
– Но где-то она существует… Я помню, как мы голые ходили по острову и собирали хворост, чтобы построить дом… а потом приехал Файнштейн… с палаткой, с креслами, с кастрюлями… и так кончилась эпоха. Мифическая земля навсегда перестала иметь связи между этим миром и тем. Новая действительность вторглась в сакральный мир…
– Давай сдвинемся в иные временные сферы. Какой период в жизни «Аквариума» тебе представляется наиболее значительным?
– Я бы сказал, говоря серьезно, что мы все время перемещаемся между несколькими пластами… Временными или творческими или сакральными… потому что для меня основной «Аквариум», тот, который на самом деле происходит… где-то типа острова Сент-Джорджа, где-то на стыке разных реальностей, разных точек сборки… вот то, что происходило там, меня интересует на самом деле. Потом, в процессе обдумывания музыки, принадлежащей к этому интересному для меня миру, сталкиваешься с тем, что… есть еще помимо этого… что никто не делает вот этого и этого… то есть хватаешь губную гармошку и начинаешь сочинять дилановские песни… Они становятся популярными, все интересней их писать, и как-то отходишь от этого, забываешь… У меня такой пласт судьбы был в Лондоне… это вспомнилось на «Равноденствии», после всех восьмидесятых, потом опять забылось… В Лондоне я как-то учился медитировать в 1990 году и проводил довольно много времени в погружениях в самого себя. И вот на самом дне я опять обнаружил этот пласт, о котором забыл года на три. Я вышел из него, ошеломленный тем, что, оказывается, вся та музыка, которая там, в том мире… она так лежит и ожидает того, что кто-то придет и ее напишет. И что, оказывается, с 1972-го по 1990-й ничего не изменилось… И потом прошло еще шесть лет, и мы опять сделали альбом, который для меня опять принадлежит тому миру…
– Да, там много старых песен.