Очень многое вспоминается: музыка, песни, его старинная коммуналка на Петроградской, наши бесконечные древние споры – разговоры о группах-кумирах типа «Yes», «Doors», «Emerson», «Lake and Palmer» или об особенно почитаемом Дюшей «Iethro Tull», молодой рок-клуб на Рубинштейна, 13, ранний и старый «Аквариум», зрелый «Аквариум», ДС «Юбилейный» и Дворец молодежи, тусовки, оттяжки, веселая и тупая работа монтировщиками сцены в Оперной студии Консерватории, наше славное пьянство (зачастую очень даже тотальное!), пивные ларьки и пьяные углы, аквариумный вестник «Арокс и Штер», концерты в Челябинске, в Вильнюсе и на Соловках, репетиционная база в ДК Связи, «Ирландские сказки» на Ленинградском телевидении, «Сайгон», Васильевский остров, ночной Питер, спектакли и репетиции в театральной студии… И многое, бесконечно многое и бесконечно другое, из чего и складывается незаметно целая, привычная, постоянно обновляющаяся, безостановочно свингующая во времени и такая непостижимая жизнь.
Летом двухтысячного года, в августе, я написал «Письмо Дюше Романову», и там, в этом неотправленном письме, имелись такие слова: «Ты был частью моей жизни, Дюшка!»
С тех пор прошло шесть лет. Но и теперь я могу повторить те же слова, и даже более того: «Ты был и теперь остаешься частью моей жизни, Дюша. Спасибо тебе за все».
Про Асю Львовну
В школах все мы учимся, хорошо ли плохо, рано или поздно. Неизбежный процесс. Некоторых учителей мы запоминаем надолго, навсегда, ну а про других никогда и не вспомним даже, они как бы безлико растворяются в окружающем нас бездонном и бесчисленном человечьем фоне. Мне повезло глобально: потому что русский язык и литературу в моей 429-й ленинградской школе преподавала Ася Львовна Майзель.
Я был достаточно начитанным мальчиком и немало всего знал за пределами школьной программы, однако после знакомства с Асей Львовной мои представления о поэзии и литературе радикально изменились в лучшую сторону. К тому же Ася Львовна была не только учительницей, но и сама – и в те годы, и потом, всю свою жизнь, – создавала очень достойные стихи и самобытную прозу. После уроков, в классе вроде бы в седьмом, она стала вести литературный кружок. Рассказывала о многом и прививала вкус; вообще-то в те еще махрово советские времена редко и мало где можно было услышать о таких писателях, как, например, Платонов.
Желающих помещать литкружок было не так уж много, однако среди прочих, безусловно, выделялись двое – Борис Гребенщиков и Антолий Гуницкий. Ася Львовна читала стихи, рассказывала что-либо интересное, ну а иногда давала какую-нибудь тему или даже без нее, но предлагала написать что-нибудь прямо сейчас. И мы охотно так поступали, с удовольствием погружались в поэтические импровизации.
Общение с Асей Львовной мы продолжили и намного позже окончания средней школы. Она с интересом читала наши книги, высказывала свои точные, интересные комментарии. Сама продолжала писать. Интерес к жизни, к творчеству, особенно к литературному, у нее был воистину неиссякаемый. Например, с любопытством прочитала мои «Записки старого рокера», оставила своим карандашиком на полях небольшие комментарии и пометки.
Даже в пожилом возрасте поддерживала контакты с отдельным литераторами, помогала, чем могла, некоторым из них. В последние годы я старался по возможности общаться с ней лично, это никогда не было скучно, ощутимо пульсировала открытая добрая энергия Аси Львовны и невозможно было не прочувствовать удивительный свет ее теплой души.
Умерла моя замечательная учительница Ася Львовна Майзель в январе этого года. Долго и тяжело болела. Уже в последние дни просила читать ей стихи Сергея Есенина. Не умела жить без Поэзии.
Евгений Губерман:
«Я никогда не думал о музыке как о работе»