Осторожно! Играет «Аквариум»!

– А я тогда хочу сказать, что, наконец-то по прошествии множества лет – мы были с тобой шапочно знакомы, – но вот теперь ты у меня, а мог бы быть и я у тебя… Но вот раньше этого не случилось.

– Да, не случилось. Что ж, во всем бывают плюсы, которые могут иногда возникать спонтанно…

– Надо прожить столько лет, чтобы это случилось. И я этому очень рад!

– И я тоже! Знаешь, я позволил себе прикинуть, когда готовился к нашей беседе, что, как мне кажется, твоя творческая жизнь имеет несколько этапов. Это этап, когда ты проживал на пределами нашего чудесного государства… сколько он продолжался? Лет пятнадцать?

– Семнадцать.

– Потом был этап предыдущий, когда ты некоторое время играл в одной известной группе, но до этого занимался еще джазовой музыкой.

– Конечно.

– Ну а потом ты вернулся домой. Так вот сейчас я хочу поговорить сначала о твоем семнадцатилетнем пребывании за пределами России. С чем был связан твой отъезд? С желанием посмотреть мир? Поработать в нормальных условиях?

– Сейчас я тебе скажу: это был, как я это осознал, уже вернувшись сюда, спорт. В общем его понимании… в частности же я должен был уехать, иначе меня бы убили, или бы я сел, то есть мое пребывание в этой стране стало для меня небезопасным. Будучи музыкантом к тому времени… то есть, когда я свалил отсюда, я работал в Москве. За что заплатил полторы тысячи рублей…

– Немало по тем временам.

– Да, это немало было тогда; я женился на барышне с московской пропиской, чтобы у меня была возможность работать в столице. Собственно, я и работал…

– Как долго ты работал в Москве?

– С Левиновским Николаем проработал полтора года, но потом у нас с ним возникли непререкаемые обстоятельства, и как барабанщик я был уволен. Не имею к нему никаких претензий по этому поводу. Но как раз тогда у меня зародилась мысль валить отсюда немедленно, потому что я понял, что меня вот-вот схватят.

– Для таких мыслей были какие-то реальные причины?

– Мои причины. Мои. Я вел себя так, что не соответствовало обычному поведению людей в этой стране. Я прослушался в ресторан «Арбат» – после Болдырева, классный барабанщик, кстати, но он по каким-то причинам должен был свалить, и меня приняли. И вот полтора года, которые я там работал… Джордж, ты не можешь себе представить… Там был график такой – двадцать дней работаешь, десять отдыхаешь. Выпивалась бутылка водки после работы – как минимум. Там я снимал квартиру и на десять дней уезжал сюда, где ты сейчас находишься, к своей мамуле, и, приезжая сюда, встречая своих друзей, которые обо мне скучали и о которых я тоже скучал… все это превращалось в вакханалию. Мне это очень нравилось. Но я был тогда с Игорешей Бутманом очень связан. В музыкальном смысле. Но у нас появились, помимо музыкальных смыслов, такие вот еще смыслы… «Игореша, сколько можно вообще здесь находиться? Давай-ка мы что-нибудь другое попробуем». И мы попробовали. Он уехал буквально на месяц раньше, чем я. А я нашел барышню голландскую, это было оговорено, то есть это была не любовь, но она согласилась на это сознательно, а голландские барышни – они вполне сознательные – все, свалил! Это длилось семнадцать лет. Семнадцать fucking лет!

– Но ты много лет находился в тамошней музыкальной среде. Продолжал заниматься тем же, чем занимался здесь.

– Естественно.

– Помнится, ты как-то сюда приезжал с какой-то голландской командой…

– С двумя даже.

– Знаешь, в Питер несколько лет назад приезжал Рашид Таха. Алжирский француз… или французский алжирец. Он приезжал вместе с Брайном Ино. С Брайаном все давно понятно, это величина, не требующая особенных доказательств.

– Для меня – требующая.

– Все равно это фигура, которая…

– Это фигура, но в музыкальном смысле для меня это требует объяснений…