Осторожно - пума!

Ну все равно нужно идти вниз по течению. В тридцати ки-

лометрах от лагеря на той же речке расположилась база

партии. Если не в лагерь, так на базу он все равно попадет.

Правда, идет он медленно и тридцать километров в один

день уже не пройти. Но не было сомнения, что единствен-

но правильный путь лежал вниз по долине. С этим он и за-

снул.

Приснилось, как два дня гуляли на свадьбе сестры.

Два дня почти без перерыва ели и пили. Сон был так ясен

и правдоподобен, что, открыв глаза, он не сразу понял ре-

альную обстановку. Ветер дул вдоль долины, срывая круп-

ные капли с хвои и листвы кустов. Шумела река. Дождь

прошел, но тучи неслись быстро и низко. Желудок урчал

и требовал пищи. Разувшись, он начал растирать озябшие

ноги.

Нужно скорее идти, но страшила сплошная стена мок-

рых кустов. Сильный ветер должен быстро обсушить их —

нашел Михаил оправдание нежеланию двигаться. Он забыл-

ся. Проспал, наверное, недолго, а потом встал и пошел,

обходя густые кусты.

За целый день только в трех местах было что-то знакомое,

и это вселило уверенность в правильности пути.

Ночь была холодной. Облака разнесло. Вызвездило.

Но перед утром навалился густой туман. Спал он совсем

плохо. В желудке начались боли. Холод пробирал до костей,

как ни кутался в ватник и рюкзак. С рассветом начались

поиски ягоды. Но она не давала утихнуть боли в желудке.

Сильно докучала оскомина. По густому пойменному лесу

идти совсем трудно — давила слабость. Часто путь преграж-

дали старичные озера, их приходилось обходить и перехо-

дить заболоченные топкие понижения.

Боль в желудке становилась все сильнее. Казалось,

пилят его тупым ножом. Уверенность, что сегодня он все

равно подойдет к базе, давала ему возможность подолгу

собирать ягоды. За два-то дня не только дойти — проползти

можно эти тридцать километров.

Il

Отличное качество — уверенность. Она придает спокой-

ствие, работоспособность, не отвлекает на бесплодные думы

и поиски других путей. Но в данном случае уверенность

была заблуждением и ослепила Кучерявого, как очень

многих, у которых она переходит в упрямство.

В одном месте почти из-под ног веером разлетелись ряб-

чики. Молодые выросли. Он съел бы их сейчас тройку. Какое

нежное у них мясо! Два из них уселись почти рядом на ветки

и, вытягивая свои краснобровые головы, с любопытством

осматривали невиданное ими существо. Но даже если бы

он смог их поймать, то как их есть, когда нет ни костра, ни

котелка? Через некоторое время он спугнул выводок глу-

харей. Громко хлопая крыльями, поднялась матерая ко-

пылуха, а за ней уже совсем большие глухарята. И почему

это дальневосточники считают глухарей лучше рябчиков?

Рябчики Михаилу нравились больше. Но сейчас он не стал

бы разбирать. Весь этот день птицы как будто сговори-

лись дразнить его. Они вылетали из-под ног и совершенно

нахально садились совсем близко. Он бросал в них палкой.

Когда палка пролетала мимо или падала около дерева, на

котором они сидели, птицы поворачивали головы, следя

за ее полетом, и не каждая из них улетала.

В тайге считают, что все птицы делятся на два вида —

съедобные и несъедобные. Съедобные — те, которых можно

убить, а несъедобные все остальные. В этой долине летали

только несъедобные. Он провожал их глазами и вспоминал,

какие можно приготовить из них кушанья. Будь у него

сейчас ружье — настрелял бы целый рюкзак и принес бы

на базу...

Наступила четвертая ночь, а никаких признаков ни

лагеря, ни базы не видно. Наверное, долго возился с брус-

никой да на рябчиков смотрел, думал Михаил. Ну ладно.

Завтра уж наверняка не позже чем к обеду он подойдет

к базе.

Зажав руками режущий живот, он пытался и долго не

мог заснуть.

... Вдруг совершенно ясно он увидел длинный стол.

Тарелки и миски, котелки и глиняные горшочки полны

мясом, сметаной, варениками, жирной лапшой и галушками,

пироги и молоко — чего-чего не было на этом столе! Люди за

столом жадно поглощали вкусную еду. А он так устал, что

стоял немного в стороне и не мог двинуть ни ногой ни рукой,

чтобы достать кусок. Он хотел крикнуть: «Дайте хоть ку-

сочек!», но рот не раскрывался...

112

... Холодные звезды мерцают сквозь хвою. Издали слы-

шен шум реки.

Он рубит просеку. Рубит, рубит. Болят ноги и руки.

Топор вырывается из негнущихся пальцев. А в стороне на

большом костре варится мясо — полное ведро. Это копылу-

ха и ее большие птенцы. Как вкусно пахнет!

— Руби, руби,— кричит Венька.— Ты моложе всех!

Он больше не может, бросает топор и тянет руки к мясу.

Вот уже чувствуется его тепло. Но копылуха взмахивает

крыльями и вылетает из ведра вместе с глухарятами. У него

нет даже ножа, чтобы кинуть в них. . .

... Звезды блестят через пихтовую хвою...

Все ребята из отряда пригоршнями суют ему в рот

бруснику.

— Ешь, Миша, ты самый молодой!

Он старается жевать, жевать, жевать, но не может про-

глотить. . .

Не было конца ни этой холодной ночи, ни видениям.

Все они наполнены едой и невозможностью вкусить ее.

Ночь не принесла отдыха. Сильно болел желудок. Он требо-

вал пищи. Сейчас не только сырого рябчика, лягушку съел

бы, но в вечномерзлой земле ни лягушек, ни червей нет.

Утренний туман разогнало быстро.