и обостренные тайгой страсти. Конечно, очень нелегко и
даже небезопасно управлять таким коллективом. Но люди
заразились жаждой открытия. Ими овладел и неукротимый
интерес, есть или нет тут золото, и смутные надежды на
фарт. Все их страсти гасились работой.
А тут еще Колобаев! За пятнадцать лет таежных топо-
графических съемок при сравнительно небольшой зарплате
он превратился в нервного, мелочного человека, воспламе-
няющегося по каждому самому, казалось бы, незначитель-
ному поводу. Он ни с того ни с сего начинал кричать на своих
рабочих или на кого угодно, кто попадался под руку. Его ра-
бочие совершенно не были приспособлены к таежным рабо-
там. Разнузданные, ленивые, они даже не утруждали себя
ежедневным утренним умыванием, особенно во время замороз-
ков. Искатели легкой жизни вроде современных тунеядцев,
они жестоко ошиблись, попав в тайгу. Ни легких заработков,
ни тем более легкой жизни они тут не обрели. Особняком
из этой группы стоял Бутаков. Он не любил распространять-
ся о своей судьбе и прошлой жизни. На его широком лице
зло посвечивали маленькие бесцветные глазки-щелочки.
К топографу он попал, как говорится, из рук в руки от во-
рот лагерей, где он провел последние три года. Внешне
Бутаков души не чаял в Колобаеве. Он прямо извивался,
стремясь вылезти из кожи для удовлетворения интересов
и малейших желаний своего непосредственного начальника.
Подать, подвинуть, поддакнуть, вступить в разговор с
поддержкой мнения топографа, казалось, было главным
127
в его жизни. Когда тот раздражался и начинал кричать,
Бутаков тоже начинал кричать на виновного, усиливая
бессмысленный шум и взвинчивая нервозность.
Непреклонная честность и принципиальность Киры,
ее отвращение ко всякого рода фальши и тем более лживости
с первых же дней восстали против Колобаева и его рабочих.
Буквально через несколько дней знакомства Колобаев
и Орлова не могли спокойно видеть друг друга и взрывались
по всякому поводу и без него. Забывая свое мужское до-
стоинство, Колобаев мог грубо, обидно своим визгливым
голосом наорать на Киру за то, что она повесила сушить
полотенце на его палатку, так как на других палатках уже
висели какие-то предметы.
Как из-под земли сейчас же возникал Бутаков и от-
пускал ехиднейшие замечания по поводу белья «провинив-
шейся». Никакие уговоры не могли исправить создавшихся
отношений и тем более характера топографа.
Пришлось разделить сферы исследования обоих подот-
рядов, чтобы потушить возраставшую ненависть. Окончив
съемку перспективной площади в верховье Хомолхо, отряд
Колобаева отправился вниз по течению в бассейну Семикачи—
притоку Хомолхо, на который в то время не было карты.
Отряд же Киры с рабочим, коллектором Володей Лиманчи-
ковым — студентом Бодайбинского горного техникума на
двух вьючных лошадях отправился в верховья реки Боль-
шого Патомана. В конце августа, когда будет закончена
топографическая съемка Семикачи, все съемочные подотряды
должны встретиться в устье этой реки на зимовье Семикача.
Зимовья в ленской тайге — это гостиницы, построенные
сообразно потребностям зимнего гужевого транспорта через
шестьдесят километров вдоль рек или зимних дорог, между
наиболее важными приисками. Чаще всего зимовье состоит
из двух комнат. Так сказать, в приемной устроены плита,
небольшой стол и широкие нары во всю длину помещения.
За дверью, во второй комнате, помещается смотритель зи-
мовья. Обычно смотрителями становятся пожилые супруги,
которые уже не могут промышлять ни в качестве охотников,
ни в качестве старателей.
Семикача по здешним местам была, пожалуй, самым
большим и благоустроенным зимовьем. Обе комнаты были
приспособлены для приезжих, а зимовщик построил себе
собственный домик с двумя комнатами, двор с сараями, баню.
Как мне сказали еще в Бодайбо, зимовщиком здесь был
бывший кулак, служивший денщиком Пепеляева, того
128
самого генерала, о котором старики вспоминают до сих пор
с содроганием из-за особенно изощренных зверств.
Когда мой подотряд в назначенный день пришел к зи-
мовью, Колобаев уже занял одну комнату непосредственно
у зимовщика для вычерчивания карты. Он рассчитал всех
своих рабочих, кроме Бутакова, и те в поисках работы ушли
на прииск Светлый. Но и Бутакова не было. За три дня
до нашего появления приехал верховой милиционер и, не
объясняя причины, отконвоировал его на Светлый, где
помещался милицейский участок.
Вид зимовья и особенно зимовщика произвел на нас
сильное впечатление. Огромная, почти в полтора километра
длиной поляна раздвигала не очень высокие сопки, протя-
гивалась вдоль долины Хомолхо, начинаясь прямо от устья
Семикачи. Она была занята прекрасным, совершенно чи-
стым лугом. Около леса стояли опрятные домики зимовья,
в прибрежных кустах на берегу речки скрывалась баня.
Траву скосили и собрали в несколько стогов, огородив их
слегами от набегов косуль, которых здесь было великое мно-
жество. По стерне паслись две коровы. Во дворе и вокруг
зимовья была идеальная чистота, что отличало его от других
населенных мест ленской тайги. Мирная, идиллическая
картина как бы сошла с полотна фламандского художника.
Оставив лошадей на попечение рабочих и коллектора