Осторожно - пума!

никто так не величал. У этого шестидесятилетнего человека

с мешками под глазами и заскорузлыми пальцами на по-

трескавшихся руках было другое всем известное длинное,

как у арабов, имя: «Сашка-Тайга — сорок лет тайга —

двадцать фунтов золота». В Ближней и Средней Тайге его

знали буквально все от мала до велика и звали просто

Сашка-Тайга. Он же отлично знал всю ленскую тайгу, все

золотоносные ключи, всех старателей и все хитрости по-

исков благородного металла.

Родился он на бодайбинских приисках в семье рабочего,

пришедшего искать счастья из Иркутска на Золотую Лену

в самом начале золотой лихорадки. Счастья, конечно, чест-

ный рабочий найти здесь не смог и до смерти проработал

в штольнях сначала в забое, потом на водоотливе. Всю

жизнь он раскаивался в таком своем шаге и восхищенно

рассказывал об Иркутске, который в ту пору гремел в Си-

бири под названием Сибирского Петербурга. С раннего дет-

ства Саша слышал рассказы и представлял Иркутск в виде

замечательнейшего города мира и всю жизнь мечтал по-

ехать в эту «жилуху». Как только он подрос настолько, что

мог держать в руках кайлу, стал помогать семье выбрать-

ся из долгов, приковывающих всех рабочих к хозяйским

приискам. Потом работал в штольне прииска Андреевского.

В печально прославившемся на весь мир апреле 1912 года

он вышел вместе с отцом и другими бастующими рабочими к

народному дому прииска Надеждинского, где сидел жандарм-

ский ротмистр Терещинков, чтобы подать ему «сознательную

записку». После первого же залпа парень сообразил пова-

литься рядом с убитым отцом. Через день от ран умерла

и мать. Он прекрасно запомнил этот день и, не желая оста-

ваться в опустевшем общежитии-бараке, ушел в Дальнюю

Тайгу. Потомственный пролетарий превратился в романтич-

ного бродягу-люмпена, доброго к трудовому люду и нетер-

пимого к жестокости, фальши и вообще к сильным мира сего.

Всю жизнь он искал и добывал золото, но так и не приобрел

той жестокой алчности, которую оно обычно вызывает,

125

Яркий блеск благородного металла не ослепил зорких глаз,

а его сладкий звон не заглушил журчание горных ключей

и лесных шорохов в ушах Сашки-Тайги. Он просто прези-

рал этот металл как предмет индивидуального обогащения.

Золото стало для него средством анализа человеческих

страстей и душ, средством своеобразного спорта для себя —

мерилом собственных способностей и возможностей. Он

слишком хорошо запомнил огромную братскую могилу

прииска Надеждинского (ныне Апрельского), куда закопали

его семью вместе с надеждой с помощью золота «выйти в

люди» или получить возможность решать людские судьбы.

На него произвел неизгладимое впечатление вид взмокшей

от слез земли около той ямы, куда снесли около трехсот

жертв Ленского расстрела. Не мог же он остаться в своем

забое и также гнуть спину на тех зверей. Однако другой

специальности, кроме промывки золотоносных песков, он

не знал. Страна обетованная — «жилуха», манящая его

с раннего детства, могла быть достигнута только благодаря

его труду и благородному металлу. Со страстью охотника

он выслеживал русловые и террасовые россыпи, потом

собирал двух-трех человек и несколько месяцев яростно

переворачивал тонны мерзлой земли, чтобы на несколько

килограммов золота, заключенных в ней, достичь Сибирского

Петербурга — родины его отца. Ему было ясно, что после

девяноста лет хищнической охоты алчных людей в руслах

и террасах Бодайбо, Патома, Жуи и Хомолхо не осталось

мест, дававших когда-то по килограммам металла на тонну

породы. Его устраивало пятнадцать и даже десять граммов

на тонну перебуторенной земли, что обеспечило бы выполне-

ние его мечты взглянуть на жилые места. Посмотреть — и

вернуться обратно...

Бригада, собранная Тайгой, рубила себе избенку и, не

пропуская ни одного дня, и в жару, и в стужу, и в дождь,

и в снег, по колено в ледяной воде, ворочала землю. Было

трудно. Сашка не давал отдыха, не терпел долгих перекуров,

выгонял из бригады без жалости проявивших леность или

нечестность, но никогда не ошибался в выборе фартовых

мест. Зная его характер, к нему шел далеко не каждый, но

тот, кто приходил, неизменно намывал достаточно металла

быстрее многих соседей.

Когда в кожаном мешочке Тайги оказывалось ровно

столько металла, чтобы обеспечить приличную одежду

и средней пышности выезд в Иркутск, он созывал соратни-

ков.

126

— Вот вам золото,— говорил он, отсыпая точно равную

долю себе.— Вот вам фартовая ямка. Как работать, вы

теперь научились. Старайтесь. А я пошел в жилуху.

И Тайга шел к Бодайбинскому порту. Через несколько

дней он возникал у окошечка золотоприемщика и менял

часть золота на боны. Немного позже чисто вымытый, выбри-

тый, благоухающий дорогим одеколоном, в костюме послед-

ней моды Тайга степенно поднимался к двери ресторана

«Рекорд».

Меньше чем через неделю с опухшей физиономией в рва-

ных штанах и немыслимо грязной рубахе с чужого плеча

Сашка-Тайга, провожаемый благодарными собутыльниками,

возвращался искать россыпи в Среднюю Тайгу.

«Рекорд» был непреодолимым барьером на пути Коновало-

ва в жилуху. Так он и не преодолел этот барьер за все свои

шестьдесят лет...

Разные люди, разные судьбы, очень разные наклонности