Осторожно — пума!

С мая тысяча девятьсот сорокового года началась моя пятая экспедиция вообще и восточнее Байкала в частности. Все четыре прошлых экспедиционных сезона отряд состоял из рабочего, обычно мастера на все руки, оленевода-эвенка, знающего тайгу, как свой чум, и десятка вьючных оленей. Управлять такой организацией не представляло труда. Такой коллектив обеспечивал все жизненно необходимые запросы. Теперь же мое высокое звание начальника отряда сохранилось, но к середине лета отряд разросся до тридцати человек — это больше, чем вся наша первоначальная экспедиция, выехавшая из Москвы. Это потому, что мы с только что окончившим географический факультет геоморфологом — моим помощником и другом Кирой Орловой предсказали никем ранее не замеченную золотоносную россыпь в широкой террасе.

Кира была замечательным помощником. В мой отряд она напросилась сама, считая этот участок поисков самым легкодоступным по сравнению с участками других отрядов. Она никогда не оспаривала моих решений и распоряжений и с готовностью предупреждала их выполнение. Решительно нападала на всех посягавших на интересы отряда и проявлявших хотя бы малейшее недоброжелательство к делу или ко мне.

Вообще-то раньше никто и не догадывался, что та непонятная форма рельефа, на которую мы обратили внимание, на самом деле речная терраса. Тем более никто не мог подумать, что в расширенном участке долины верховья реки Хомолхо, где без малого век мыли золото, могла сохраниться хоть какая-нибудь еще мало-мальски промышленная россыпь. Однако многие признаки убеждали нас в перспективности поисков именно в этом широком участке долины.

Как только экспедиционное начальство убедилось в реальности моих доводов, у нас сразу появились деньги, лошади, горнопроходческий инструмент, прораб-разведчик Раменский и топограф Колобаев с пятью рабочими. Рабочих же для проходки разведочных шурфов искать и нанимать мне было предоставлено самому. А где их найдешь в Дальней Тайге Ленского золотоносного района на полузаброшенном прииске Хомолхо?

Хомолхо! Сто с лишним лет назад река прогремела на всю Россию не хуже Клондайка. Именно из ее совершенно безлюдной, промерзшей долины разлетелась весть о несметных золотых сокровищах. Именно Хомолхо спустя шесть лет после открытия родила дальнетайгинские золотые прииски на притоках Жуй, а те в свою очередь через тринадцать лет породили бодайбинские прииски Ближней Тайги, или золотую Лену. Золотая же Лена подняла царскую Россию мощным революционным движением в 1912 году.

Про открытие золота на Хомолхо ходило много легенд, вот одна из них.

В начале 1846 года на ежегодную пушную ярмарку в село Витим пожаловал то ли сам первой гильдии купец Константин Петрович Трапезников — один из «отцов» Иркутска, то ли кто-то из его приказчиков. Привез он туда ситец и бисер менять на соболей. Идя по ярмарке, купец заинтересовался работой одного тунгуса. Кочевой тунгус из жуюганского рода восстанавливал на место отставший от нарты полоз, приколачивая его странным камнем. В увесистой ржаво-черной пластинке кристаллического сланца тускло блестели очень правильные кубики (это был пирит — серный колчедан). Блеск кубиков тускнел рядом с блеском ярко-желтых брызг по черному камню. Очень красивый камень! Выменяв камень на щепотку махорки, купец подробно расспросил, откуда привез его охотник.

Дальше начинается достоверная история золотой Лены.

Летом того же года в верховье реки Хомолхо, в центральной части Патомского нагорья, у подножия гольца Высочайший появились сразу две партии золотоискателей. Одна — под начальством золотознатца олёкминского крестьянина Петра Корнилова, снаряженная Трапезниковым, другая же, руководимая тобольским мещанином Николаем Окуловским, представляла интересы действительного статского советника Косьмы Григорьевича Репнинского.

19 сентября 1846 года олёкминское полицейское управление зарегистрировало заявку Трапезникова и Репнинского на разработку золота речки Хомолхо, впадающей в Жую, сливающуюся с Чарой, которая впадает в Олёкму — приток Лены. Возникли первые в ленском бассейне прииски Спасский и Вознесенский. Староста жуюганского рода эвенков Афанасий Якомин получил за каждый прииск по двадцать пять рублей серебром и официально уступил золотопромышленникам «государственные пустопорожние земли», которые входили в район кочевья его рода.