Осторожно — пума!

Бедный автобус качался и стонал под напором пассажиров в процессе его заполнения. Трескалась его ледяная облицовка. Кондукторша в категорических тонах требовала оплаты проезда.

Однако выполнить ее требование я лично не мог по причине чрезвычайной пассажирской плотности.

Несколько освоившись с необычностью положения, я стал выяснять, где и как мне следует выйти и найти нужную улицу.

— Улица Аммосова? Впервые слышу, — ответил первый спрошенный пассажир.

— Аммосова? Семен, ты знаешь где Аммосова? — обратилась кондукторша к водителю.

— Впервые слышу, — донеслось из кабины после длительной паузы.

— Граждане! Кто знает, где улица Аммосова? Где мне выйти? — обратился я громким голосом ко всем пассажирам.

Вопрос вызвал оживление и подвергся обстоятельному и всестороннему анализу. Нет, ни один из пассажиров о такой улице не слышал, но появилась тема для дебатов.

— Это, наверное, в районе Сергеляха — там новое строительство.

— Какой там Сергелях! Всю жизнь там живу. Нет там такой улицы.

— А не около ли порта?..

— Аммосов? — раздался старческий голос. — Это же бывший председатель ревкома. Я его видел…

— Так вот, может, и переименовали какую улицу.

— Знаешь, браток, сойди у «Гиганта», там и спросишь, — посоветовал наиболее рассудительный пассажир, как будто я знал, где и что такое «Гигант».

Выброшенный вместе с частью пассажирской массы у кинотеатра «Гигант», я успел заметить только пятки разбегавшихся во все стороны людей. Улица опустела моментально. У освещенного подъезда кинотеатра ни души. На месте ожидать прохожих просто невозможно — обледенеешь. Пошел вперед, должен же быть на перекрестке милиционер.

Стучу по дощатому тротуару одеревеневшими галошами, и эхо четко разносит звук в пустынной улице. Мимо пронеслась еще одна «голубая антилопа» — и опять никого. Вышел на площадь. Из-за низенького штакетника торчали хлыстики молоденьких березок — здесь решили создать бульвар. Кроме четырех фонарей, мерцавших по углам, площадь освещалась окнами двух домов. Один из них был обкомом партии, а другой магазином. Кроме того, на площади стояла трибуна. Ага, это Красная площадь Якутска, сообразил я.

Отчаянно мерзли нос и щеки. Давным-давно они были отморожены на Кавказе в августе при подъеме на Эльбрус, когда после двухсуточной отлежки на «Приюте Одиннадцати» в неимоверной силы пургу мы карабкались на вершину. С тех пор они постоянно мерзнут. Но кроме них начали терять чувствительность пальцы на всех четырех конечностях. Становилось обидно. В самом деле, здесь же не Огоджа и нелепо замерзнуть человеку среди столичного города автономной республики. Вдруг отворилась дверь и, сильно хлопнув, видимо под действием сильнейшей пружины, пропустила на ступеньки крыльца женщину. Это уже удача!

— Аммосова? Впервые… — начался уже привычный ответ.

Нет, позвольте. У женщины возникли отдаленные воспоминания. Постояв несколько секунд, она радостно воскликнула:

— Да ведь это бывшая Пионерская! Ее в октябре переименовали. Мы же на ней стоим.

Улица выходила на площадь перпендикулярно Октябрьской. В поисках дома номер двадцать я шел, уже не чувствуя ни рук, ни ног. В щели закрытых ставен пробивались полоски света. Высокие бревенчатые заборы и массивные ворота не имели щелей. Из-за них иногда слышалось угрожающее рычание волкодавов. Поднимаясь на носки и обнимая столбы ворот, я выяснял номера домов. Наконец вот он — двадцатый. Ворота такие же, с затейливой резьбой, только забор не бревенчатый, а дощатый.

Прежде чем открыть ворота, я постарался укрепить в правой руке тубус на случай схватки со сторожевыми животными. Калитка открылась без усилий. На ее скрип никакого проявления жизни не последовало. Постучал в дверь. Никакого ответа. Попробовал открыть. Открылась. В глаза бросилась ярко освещенная комната, видимая через кухонную дверь. В комнате, стоя на коленях на стуле и опершись локтями о стол, женщина читала газету. Это была жена Кирилла, которую раньше мне не приходилось видеть. Видение длилось ту небольшую долю секунды, пока клубы ворвавшегося вместе со мной пара не окутали большую часть кухни.