Осторожно, треножник!

В рассмотрении личности Чернышевского и его романа я во многом опираюсь (без дальнейших ссылок) на монографию Паперно 1996 [1988]. Еще одним источником вдохновения была для меня знаменитая четвертая глава набоковского «Дара» (которая даже эмигрантским издателям 1930-х годов показалась настолько вызывающей, что была исключена из первой публикации романа).

8

Механизм принудительного внедрения идеологически выдержанных взглядов выработался в кругах радикального антиистеблишмента 1860-х годов довольно рано. Вот что записала в своем дневнике одна молодая девушка в 1857 году:

«Я однажды отважилась сказать моим подругам, что не люблю Некрасова; что не люблю Герцена – не отважилась бы… Мы имеем теперь две цензуры и как бы два правительства, и которое строже трудно сказать. Те, бритые и с орденом на шее, гоголевские чиновники, отходят на второй план, а на сцену выступают новые, с бакенами и без орденов на шее, и они в одно и то же время и блюстители порядка, и блюстители беспорядка» ( Штакеншнейдер 1934: 161).

9

О феномене сталинского перформанса см. Гройс 1992 .

10

Интересные соображения об андрогинизме Чернышевского есть в Розанов 1913: 160.

11

Среди оставшихся нереализованными сугубо книжных жизненных планов Н. Г. был сценарий, согласно которому он становился домашним учителем в благородном семействе, а затем любовником жены или дочери хозяина.

12

Свободе воли предстояло найти своего защитника в Достоевском. Характерным ранним примером отказа от свободы воли под давлением партийной дисциплины внутри антиистеблишмента (ср. сноску на с. 35) был строгий моральный запрет на осуществление в рамках фиктивного брака супружеских прав, даже если между заключившими его партнерами возникала любовь.

13

О мотиве «подобия» у Чернышевского и Жорж Санд и его источниках в утопическом учении Пьера Леру и в посланиях св. ап. Павла (Еф. 2: 14–19), см. Кленин 1992 .

14

Здесь угадывается первоисточник знаменитой формулы Маяковского о наступании на горло собственной песне. Известно замечание Пастернака о сходстве Маяковского со «сводным образом молодого террориста-подпольщика из Достоевского» («Люди и положения»), а прототипами подпольщиков Достоевского как раз и были, среди прочих, Чернышевский со товарищи и его персонажи.

15

Интересный случай применения того же риторического хода находим в недавней книге о Никарагуа.

«Стивен Кинцер приводит… такой красноречивый эпизод. Когда во время интервью с внушающим ужас сандинистским министром внутренних дел Томазо Борхе он потребовал у него объяснений по поводу беспричинного избиения президента Ассоциации родителей-католиков его [Борхе] заместителем Лениным [!] Серной, Борхе презрительно фыркнул: – Скажу вам так. Этому человеку повезло, что допрашивал его Ленин Серна, а не я» ( Престон 1991: 11).

16

Этот образ хорошо вписывается в топос «укрощения лошади», идущий от «Медного всадника» через «Преступление и наказание» и далее к «Конармии», в особенности к «Начальнику конзапаса» (см. Жолковский 1995 ).

17