Осторожно, волшебное!

- Сейчас! - крикнул ей отец Иванов.- Купим. Много,- Доверительно сообщил сыну: - Плохо слышит. -Нет ушей... Так вот.- Сунул в руки сыну листки с расчетами, формулами,- Ноль пять... три седьмых... Следи! Плюс на минус дает...

?еГлаза Иванова-сына вдруг стали какими-то удивительно простодушными, безмятежными. Он сказал с наивным видом:

- Ох, батя, уж до чего я не специалист по точным наукам. Больше по божьим коровкам Но мне почему-то всегда казалось, что плюс на минус дает минус .Слабые остатки бессвязных детских воспоминаний.

Отец схватился за голову.

- Ну, ясно. Минус. А тут... Фер-рмом... Клянусь бивнем мамонта! И штормом силой в одиннадцать баллов по шкале Бофорта! Да. Стоит, Плюс. Ид-диотство! Понятно, что в сфере все перемешалось. Еще бы...

Вот оно как бывает. Волшебник с допотопным стажем не потрудился проверить лишний раз свои расчеты, а полученную окончательно схему прямо смонтировал на стенде. И циклоны Северного полушария, дующие, как известно, против часовой стрелки, послушно понесли во все концы полученный неверный приказ, который наделал в мире духов столько беспокойства. Старик хотел, чтоб невидимость росла. А она меж тем неуклонно понижалась...

Почертыхавшись вполголоса, поерошив седые кудри, отец Иванов довольно быстро успокоился:

- Сегодня радирую Моржу Степке Дрессированный Умеет. Чтоб отключил установку Прекратил. А я доработаю. В дальнейшем! Помогу людям. Добрым духам. Злые затевают. Пакости. Активизируются. Улучшу схему. Видимости злых добьюсь.- Он стал запихивать в пимы свое добро. Подхватил Куклу-Медсестру, сунул ее под мышку,- Покупать. Тряпье. Пошли! Заслужила Система плиссе-гофре...- Проходя мимо сына, ткнул его большим пальцем между ребер. Чего не женишься? Давно пора. Глуп.

И пошел себе по лиственничной аллее, хохоча в бороду, немного, правда, сутулый, но прочный и кряжистый, уверенно шагая в своих обширных пимах. Сзади у него под мышкой болтались несгибаемые ножки Куклы-Медсестры с нарисованными полосками носков.

А впереди медленно, как декорация на холсте, поднималось, разворачивалось, распрямлялось здание ВУМа, вот уже показались концы мачт, флаги вьются, вот и вход виден, ступени...

7

Вадик появился после одиннадцати, учебника не принес, объяснил, что ехать пришлось не из дому. Был он какой-то странный, скованный, еще более чугунно-неуклюжий, чем обычно. Рот, похожий на ковш, плотно и жестко захлопнут, на щеках желваки, глаза, глубоко посаженные, едва видны из-под надбровий, смотрят неприветливо, колюче. Да, если такой подойдет в переулке и попросит прикурить, пожалуй, прохожему станет страшновато.

Но Никита был слишком занят собой, своими обидами, своим самолюбием, чтобы обращать внимание на состояние другого.

- Где ты пропадал? Тебя не дозовешься, прямо министр стал. Прикажете записываться на прием?

Вадик стал объяснять неохотно, с запинками:

- Да одна держала в вуз. Ну, у Муси... И я отчасти... знаешь, по физике...

На нем был какой-то немыслимый франтоватый пиджачок из рубчатого вельвета пронзительно розового тона, приобретенный, видно, на свежие «стрелковые» денежки, а под пиджаком- васильково-синяя «удавочка». Куда это он ездил, что так вырядился с утра? Пиджак, узковатый в груди, сидел на Вадике нескладно, убийственная смесь ярких цветов подчеркивала сероватость его лица, щек.

- Ну и что? Она хотя бы поступила? - спросил Никита рассеянно, между прочим.

Вадик помолчал, желваки двигались у него на щеках. После паузы ответил невыразительно, бесцветно:

- Да нет. Не вышло.

- Ладно, есть дела посерьезнее,- отмахнулся Никита.- Ты будешь очень удивлен... Здесь много чего случилось без тебя. Я, такой умиый-разумный, поступил весьма неблагоразумно. А теперь расхлебываю. Ты слушаешь меня, Вадик?

- Да, да,- отвечал Вадик все так же однотонно, сидя на закраине ящика и разглядывая песок, соринки на нем, поломанный детский совок.

Она сегодня уезжает. Он пришел пораньше, хотел провести с ней эти последние часы, проводить на вокзал. Она сказала - провожать не нужно, не стоит. Вот и все. Ей что Муся, что Вадик, что щенок в Мусиной квартире... Поблагодарила за доброе отношение. «Только не надо делать трагедию, что я не прошла в институт. Ладно?» Пока он с Мусей ездил в газету, она взяла и забрала свои бумаги из вуза. «Поработаю еще годик, есть место в городском Доме пионеров, меня звали». И Савчук болен, надо тете Тоне помогать по дому. Да и война ее в Берендееве не закончена (Начальник - он как неваляшка: толкнешь - завалится и тут же опять встанет). Крепко и просто пожала Вадику руку. «Авось я тоже когда-нибудь тебе или Мусе буду полезна». Улыбнулась на прощанье. Ясная, дружеская такая улыбка. Когда Вадик окажется в беде, ну заболеет тяжело, страшно... что ж, она приедет, будет выхаживать его вот так же по-дружески, все будет делать, что потребуется, не пугаясь заразы или бессонных ночей. Она такая. И выходит, поставит на ноги. А потом улыбнется ясно на прощанье: «Провожать не надо. Я сама. Чемодан нетяжелый». И все, и нету ее. Не удержишь. Никакими цепями не прикуешь.