Осторожно, волшебное!

Вадик засмеялся было и тут же опять захлопнул свой рот-ковш (за который его ребята дразнили «Фернанделем»), Рука его осторожно, нежно водила по чертежу хлебным мякишем, стирая наметку, чистя лист. Чертеж, еще в тонких линиях, был пока невыразительным, блеклым. Зато остальные, разложенные на подоконнике, уже законченные, выдавали сильную, точную руку мастера своего дела. Линии, проведенные карандашом, были яркими, густого ровного черного тона и издали казались выполненными в туши, сделанными рейсфедером.

Вадик кончил чистить и тогда сказал:

- А что? Стипендии железно не хватало. Надо же как-то...

Стипендии ему всегда не хватало. И не только потому, что она была невелика. Есть люди, у которых деньги не держатся, плывут между пальцев. Считать, рассчитывать им не дано. Плохой экономист и хороший товарищ, Вадик раздавал деньги направо и налево, легко, не задумываясь, делился последним. Вообще не понимал, как можно что-то не дать, если у тебя есть, а другому нужно. Есть трешка - надо отдать, а там видно будет.

- А в субботу, говорят, какие-то шведские носки купил, три пары,- строго сказал Никита. - К чему это?- Подвернулись,- Вадик зарделся.- Красивые. Они редко бывают, ну, как не взять? - И тут же от души предложил: - Хочешь, бери себе любую пару. Есть со стрелками.

У каждого свои слабости. Вадик имел слабость к тряпкам, как это иногда бывает с неказистыми, неприглядными парнями, не пользующимися успехом у девушек. Как-то Никита обронил афоризм: «Пижонство у мужчины - почти всегда следствие комплекса неполноценности». Эти жестокие слова были применимы и к Вадику. Он выискивал и покупал на трудно сколоченные гроши какие-то особенные куртки с бамбуковыми палочками вместо пуговиц, джинсы с клетчатыми отворотами, ярко-пестрые джемпера, полосатые вкось, которые выглядели на нем неуместно и особенно подчеркивали его тяжелую чугунную некрасивость.

Никиту, бережливого и точного в денежных вопросах, просто передергивало от манеры Вадика обращаться с деньгами. Да ну их к черту, эти шведские носки, лучше бы Вадик каждый день обедал. И потом это унизительно, противно - чертить за другого, батрачить за своего же брата студента.

- Лучше уж ходить в НИИ, где на тебе проверяли зрение. Или на холодильник грузить,- зашипел он в спину Вадику, который виртуозно затачивал карандаш.

Вадик хмыкнул.

- Это тоже от нас не уйдет. Все наше будет. Учиться еще не завтра кончаем,- Остро заточенным карандашом ТМ, попробовав острие на кончике пальца, он провел основную контурную линию - линию «в», которая, как известно, должна быть по ГОСТу шириной от 1 миллиметра до 0,8. Она у него получилась ровная на всем протяжении, с четкими, несмазанными краями.- Вот так! Ай, Вадик молодец, клево чертит. - Он посмотрел на огорченное лицо Никиты.- Да ты не расстраивайся, брось, не. стоит. Зато он будет какашка, а я инженер. Прямая выгода.

- Из вашего института, что ли?

- Из чужого. Племянник какого-то ответственного дяди,- Сейчас Ваднк, насвистывая, тянул пунктир - отрезок 4 миллиметра, пробел 1 миллиметр. Чисто, красиво, точно тянул,- Сунуть сунули, а в вузе ведь еще учиться нужно. Недоучли! Ну, засмейся, хватит собачиться.

Но брови Никиты, с пушистыми кисточками у переносицы, оставались по-прежнему нахмуренными.

- Эх, шел бы ты, Вадик, на вечерний. Никаких материальных проблем. И потом, работа на производстве как-никак много дает будущему специалисту. Каждый день чему-нибудь учит.

Это был старый, спор между ними.

- Мне нельзя,- отвечал Вадик,- Тебе можно. Мне серьезно надо знания взять. Я бескультурный, дикий. Мне теория нужна.

- Слушай, Вад...

Это был старый спор. Это был спор, который ничем не кончался. Одному было лучше так, а другому - по-другому.

- Порядок,- сказал Вадик, разгибаясь и с удовольствием оглядывая свою работу.- Теперь еще штамп... А вот и племянничек.

Племянничек был весь вытянутый, бледно-голубоватый, водянистый, с голубоватыми, тоже водянистыми глазами на узком лице и расхлябанными движениями. Все на нем свисало, опадало, руки расслабленно стекали вдоль тела, ноги заплетались, голова, как у целлулоидовой куклы, слабо держалась на растянувшейся резинке.

- Привет!

Вадик вместо ответа чуть кивнул тяжелой, головой, продолжая чертить. Никита, заранее настроенный недоброжелательно, не снизошел до этого.

Племянника мотало туда-сюда, как водоросль, которая вяло болтается в воде около причала, не находя сваи, чтобы обвиться. Ему все мешало: собственные руки, ноги, угол тумбочки.

- Можешь сесть! - бросил Вадик, не поднимая головы.Нерешительно помявшись, племянник отважился сестьна табуретку и самым невероятным образом закрутил свои длинные ноги вокруг ее трех ножек. Не без робости покосился на чертежи.