– А что вы объяснили самому Грину по поводу поводка? – спросила я ректора.
– Что полиция и руководство академии разберутся.
– То есть, по сути, сказали, что это не его дело?
Я рассмеялась, не дождавшись ответа. Как все, оказывается, просто!
– Что с вами? – встревожился Оливер.
– Ничего. Можно еще кофе? В чистую чашку, пожалуйста. И три кусочка сахара.
Ожидание могло затянуться. Или закончиться ничем, ведь я не знала наверняка, как он поступит. Или знала? Я как раз закончила размешивать сахар под недоумевающими взглядами Оливера и Крейга, когда дверь распахнулась, и в кабинет вошел Грин. Остановился перед столом, открыл рот…
– Кофе? – я пододвинула ему чашку.
Секундная пауза – и он усмехнулся в ответ. Приставил к столу стул, сел, отпил немного кофе и одобрительно хмыкнул.
Шесть вариантов ответа. В каждом – немного правды. Все вместе – большая ложь.
– Вы что-то хотели, доктор? – спросил Оливер, раньше инспектора придя в себя от удивления. – Помимо кофе?
– Перекусить не отказался бы. У вас нет печенья?
– Нет, – отрезал ректор.
– Есть сэндвич! – вспомнила я и вытащила из кармана завернутое в салфетку нечто. – Только он надкушенный и помялся немного.
– Пойдет.
– Не объясните, что тут происходит? – Оливер глядел то на меня, то на доктора, целиком засунувшего в рот мое угощение.
Я молчала, понимая, что не смогу ничего объяснить быстро и внятно, а Грин дожевал сэндвич и посмотрел на ректора.
– Что происходит? Я тоже хотел бы это знать.
Глава 34
Инспектор продолжал помешивать кофе. Звякнула о край чашки ложечка, а мне почудилось, будто это взгляды Оливера и Грина скрестились со звоном дуэльных клинков.
– О чем вы? – осведомился ректор холодно.
– Обо всем.
– Боюсь, «всё» не в вашей компетенции, доктор. Это внутренние дела академии.
– При всем уважении, милорд, – процедил целитель, – когда эти дела оказываются в моей лечебнице, они перестают быть вашими внутренними, а становятся нашими общими, вам так не кажется?
– Нет.
Не знаю, как долго они еще препирались бы, если бы не Крейг. Он негромко откашлялся, а когда буравящие друг друга взглядами маги никак на это не отреагировали, стукнул кулаком по столу.
– Простите, мисс, – извинился тут же, – стар я уже для расшаркиваний. А вы уймитесь оба, – тон его стал резким, один глаз уставился на Оливера, второй – на Грина, и мне пришло в голову, что никакое это не косоглазие, а редкая способность смотреть на все и сразу. – Ты, – морщинистый палец указал на ректора, – помолчи пока. А ты, – палец сменил направление, чуть ли не коснувшись лба доктора, – рассказывай, что знаешь и откуда.
– Мистер Крейг, – с укором выговорил Оливер, поглядев на полицейского, на меня и снова на полицейского.
– Ну простите, – хмыкнул инспектор. – Говорю же, стар уже, забываюсь. Никакого почтения ни к милорду ректору, ни к господину главному целителю. Только ить не вижу тут ни одного, ни второго. То ли петухи бойцовские – не знаешь, на которого ставить, – то ли детишки, игрушку не поделившие. Верно я говорю, мисс?
Мисс хватило благоразумия промолчать.
– Давай, рассказывай…те, – потребовал Крейг, и оба его глаза сошлись на Грине. – А вы, милорд, кофейку нам еще сварите, замечательный он у вас выходит. И по шкафам посмотрите: не может быть, чтобы леди Райс съестного не припасла. Доктору нашему не помешает. – Полицейский потянулся рукой к Грину и ощупал воздух вокруг его головы: – Мальчишку починил? Силы вбухал немерено, вижу. Парня хоть сейчас выписывай, да? А остаточный след от поводка не убрал, небось?
– Не умею, – заявил доктор, откинувшись на спинку стула.
– Не страшно, – растянул инспектор. – Само к утру развеется. Но если бы знающий человек подцепил…
– Случайно, – вставил Грин.
– Конечно случайно, – мрачно согласился Оливер. – Никто не подозревает вас в злонамеренных действиях.
– Мои действия исключительно добронамеренны.
Едва начавшийся второй раунд прервал гонг: инспектор снова стукнул кулаком по столу. Несильно в этот раз, но развести бойцов по углам хватило, и дальше разговор продолжился уже спокойно. На эльфийском.
Когда Грин без предупреждения перешел на язык длинноухих, я решила, что доктор хочет защитить мои нежные ушки от грубой брани, но, когда Оливер ответил, поняла, что меня оградили даже от пассивного участия в беседе, поскольку говорили маги не на новейшем эльфийском, который я худо-бедно знала, а на том малоизвестном диалекте, на котором Грин объяснялся с эльфами во время памятной операции.
Инспектор прислушивался, смотрел на обоих с отеческой гордостью. «Могут же, если хотят, оболтусы», – читалось в расфокусированном взгляде.
«Могут», – соглашалась я. До белого каления меня довести они могут.
Чем дольше они общались, тем ровнее становился тон разговора. Доктор избавился от желчной ухмылки, речь его стала менее эмоциональной, зато в голосе и лице ректора эмоций прибавилось, а это уже говорило о некотором расположении к Грину – милорд Райхон не со всяким позволял себе выйти из образа.
Договорятся. Но о чем? И когда уже?