Осторожно, женское фэнтези!

И то правда. Беспокойная натура. Екнуло что-то внутри, кольнуло – то ли старая тревога, то ли новая уже. Не было времени с этим разбираться: Мэйтин без веской причины знаменьями не разбрасывался бы.

Но сам не пришел.

Вместо бога явился ректор и остановился в дверях. Я терла глаза и зевала, надеясь, что он тактично удалится, дав мне время отдохнуть, но, похоже, Оливер твердо решил разобраться в наших отношениях, не откладывая.

– Как вы себя чувствуете? – начал он издалека, присев на стул у кровати, успевший послужить доктору и инспектору. – Грин сказал, что оставляет вас под наблюдением до завтра, но не объяснил причин.

– Ничего серьезного, надеюсь.

– Возможно, вам нужно что-нибудь?

– Нет, благодарю, – отказалась я.

А руку под одеяло спрятать не додумалась и опомниться не успела, как ее уже баюкали теплые мужские ладони. Касались с такой нежностью, что я едва не взвыла, почувствовав себя последней тварью. Повторяла мысленно, что Элси, настоящая Элси, влюблена в него, но не находила внутри себя поддержки этим словам. Давно не находила. Другие чувства Элизабет, ее воспоминания о родителях, о друзьях, о магии, становились день ото дня ярче, а придуманная любовь меркла. Оливер нравился ей так же, как и мне. Нравился даже больше чем раньше, уже не далекий идеал, а живой человек, прекрасный человек, по-прежнему олицетворявший мечты любой женщины, но…

– Элизабет…

– Не говорите ничего, – попросила я, отвернувшись. – Особенно того, о чем будете потом сожалеть.

– Почему я должен о чем-то сожалеть?

– Мартина уже забывают. Реальность продолжает меняться, но, когда мы это остановим, все вернется на свои места. Понимаете, о чем я?

– О ком, – догадался он. – Но вы ошибаетесь, если думаете, что мои поступки продиктованы тем, что я начал забывать Камиллу. Я ничего не забыл, – он гладил мои пальцы, и через прикосновения, сильнее даже, чем через голос, мне передавалась его тихая грусть. – И, надеюсь, не забуду. Но все, что было у меня с Камиллой, в прошлом. Я не хотел этого признавать, как и она, наверное. Нас слишком многое связывало, и до последнего казалось, что можно еще что-то исправить. Но лишь казалось, теперь я это полностью осознал. Поэтому я сделаю все, чтобы вернуть ее, но не наши отношения. Их давно уже нет, и вы к этому непричастны. Вы появились уже после, и я…

– Милорд, пожалуйста, – прошептала я жалобно.

– Я рад, что узнал вас, мисс Аштон, – закончил он. – И не прошу о большем. Во всяком случае, пока вы продолжаете называть меня милордом. Но, быть может, вы хотите что-нибудь попросить? Например, шоколада, пока леди Райс не видит?

Я закивала, не оборачиваясь.

– Значит, договорились. Шоколад и пирожные.

«Вы самый лучший, – сказала я ему мысленно. И пусть он не мог услышать, добавила на всякий случай: – Милорд».

В палате он больше не появлялся, а обещанные сладости передал через сестер – столько, что я еще угощала примчавшихся вскоре Мэг и Сибил. Подруги пробыли у меня недолго. Убедились, что я жива и относительно здорова, пожурили за неосторожность, судя по лицам, особо не надеясь, что через пару дней я опять куда-нибудь не свалюсь или что-нибудь не свалится на меня, и ушли.

Оливер повел себя так, что прятаться от него в лечебнице уже не было нужды, но я не отменила добровольного заточения, намереваясь пострадать от души с перерывами на сон и поглощение лишних калорий.

Предаться тоске мне не позволили. Зато калориями обеспечили сверх меры. Не минуло и часа с визита Мэг и Сибил, как появился Рысь в компании Шанны и большого пакета с бутербродами. Бывшая соперница по курсу отлеживалась в прошлом году в лечебнице после травмы на практике и осталась не в восторге от местной кухни, а потому решила, что меня не помешает подкормить. Это было неожиданно, но приятно.

После пришел Саймон, неизвестно от кого узнавший о моем очередном несчастье. Принес огромный кусок пирога авторства своей дражайшей матушки и ворох приветов от нее же. Хотелось рассказать ему о проекции, о «пятне», которое заметил Рысь, и задумках инспектора, но я сдержалась, ограничившись благодарностями за угощение и ответными приветами мисс Милс. Саймону я доверяла, но Крейг прав: нужно беречь от неприятностей беспокойные натуры.

А когда за окнами уже стемнело, появился Грайнвилль.

– Мир волнуется, Илси, – сказал он мне.

– Из-за того, что я упала в яму?

– Даже если бы ты не падала.

– Реальность снова меняется, – сказала я, почти не сомневаясь в том, что он ответит на это.

– Мир справится. Одна переписанная судьба – песчинка. Мир отторгнет ее, если не сможет принять. Сведет к минимуму ее влияние на других. Лишит того человека друзей, не позволит иметь потомков, обесценит его деяния. Мир волнуется из-за тебя, Илси. Только из-за тебя.

– И что мне делать? Я не ты, мне мир не дает подсказок.

– Он никому не дает подсказок, – безмятежно улыбнулся эльф. – Он просто говорит, а я слушаю. Каждый может научиться слышать, хотя бы немного. Это помогает определиться со своими мыслями и чувствами.