Осторожно, женское фэнтези!

– Спросил. И еще раз спрошу. Что ты творишь? Почему ты сидишь тут, когда твой мужчина давно ушел?

– Как? Зачем?

Бог передернул плечами:

– Может, вспомнил, что кошку забыл покормить? Или видел, как ты под ручку утащила ректора в укромный уголок, и решил не присутствовать при продолжении?

Боже…

– Да тут я, тут. И он никуда не денется. Завтра встретитесь.

Ну уж нет!

– Стоять! – резко приказал бог, когда я кинулась к двери. За окном что-то громыхнуло, и по стеклам забарабанили тяжелые капли. – Теперь иди.

Дождь? Маленькая божественная месть за то, что я накинулась на него с угрозами, тогда как сама все запутала? Или…

– Или, – ухмыльнулось божество. – Это не просто дождь. Это гроза. А во время грозы…

– Отключается сеть порталов, – дошло до меня.

– Именно. Так что далеко твой доктор не уйдет.

Гроза? В марте? А говорил ведь, что даст мне только одно чудо…

– Это не для тебя, – проворчал Мэйтин. – Для него. Хотя уже не знаю, нужно ли ему такое непутевое счастье… Ну чего ты встала опять? Флажком тебе махнуть?

Однажды я тебя все-таки расцелую, боже!

А счастье я, может, и непутевое, зато быстрое. И если бы не каблуки, не пышные юбки, не норовившие кинуться мне под ноги люди и эльфы, была бы еще быстрее. Если бы не тяжелая входная дверь и не охранявший ее страж, то ли тугоухий, то ли тупоумный, не понимающий с первого раза, что да, леди уже уходит. Если бы не мокрые ступеньки и скользкая дорожка. Не дождь, в секунды намочивший меня до нитки…

Вылетев за калитку, я остановилась и огляделась неизвестно зачем, ведь от посольства вела всего одна дорога, и расчерчивающие небо молнии уже высветили на ней одинокий силуэт.

Но я осмотрелась все-таки. Наверное, не до конца еще поверила, что все будет так легко. Испугалась, что кто-нибудь или что-нибудь помешает…

И побежала еще быстрее.

– Бет? – он обернулся, когда между нами осталось всего несколько ярдов. Видимо, услышал шаги за спиной. – Бет, что вы… О боже!

– Я не боже, я счастье, – бормотала я, пока он кутал меня в свое пальто и оттирал щеки от слез вперемешку с дождевыми каплями.

– Горе вы, – прижал меня к себе, коснулся губами мокрого лба. – Давно в лечебнице не лежали? Простудиться хотите? Разве так можно?

– Нельзя, конечно, – всхлипнула я, подставляя лицо под дождь и поцелуи. – Нельзя. Я за ним… а он про простуду… Немедленно говорите… Говори, что любишь и жить без меня не сможешь!

– Смогу, – он обнял меня так, что дышать стало трудно. – Смогу, но не хочу этого безумно.

А о любви он ничего не сказал. Но это было и не нужно. И если бы выключили дождь, стало бы совсем хорошо. Но Мэйтин то ли забыл о нас, то ли скромно решил не подглядывать.

Однако следили за нами не только боги, но и люди. Причем люди инспектора Крейга. Они не отводили стыдливо глаза и об увиденном докладывали сразу начальству. А начальство было не менее благосклонно к нам, нежели один белобрысый чудотворец, и вскоре нас нагнал «случайно» проезжавший мимо автомобиль с красующимся на дверце значком полиции академии, который не догадались или не посчитали нужным спрятать.

– Добрый вечер! – перекрикивая рев мотора и шум дождя, проорал из притормозившего авто улыбчивый до оскомины дядька. – Сеть накрылась? Подвезти?

– В Северный поселок, если вам по пути, – ответил Эд, не выпуская меня из объятий.

– По пути. А куда мисс?

– Миссис, – поправил мой невозможный доктор. Задняя дверца машины распахнулась перед ним, и меня бережно сгрузили на сидение. – Миссис Грин. Моя жена. И ей, естественно, туда же, куда и мне.

Сел рядом со мной, и я уткнулась ему в плечо, пряча раскрасневшееся лицо. Глупая мышка: поздно прятаться, мышеловка захлопнулась. Маленькая уютная мышеловка с кусочком сыра щелкнула перед носом дверцей, а мышка осталась снаружи, свободная и испуганная этой свободой.

Потом был дом. Тепло очага. Снова вспыхнувшие щеки, когда с меня со смешливым ворчанием стягивали вымокшее насквозь, липнущее к телу платье. Дрожь по коже, вовсе не от холода…

Толстый махровый халат, мягкое кресло и чай с лимоном.

Обманчивое умиротворение домашнего вечера, которому просто невозможно было закончиться так, хоть в какой-то момент и показалось, что ничего сегодня уже не случится. Только и душа, и тело отозвались на эту мимолетную мысль таким возмущением, что остатки сомнений смело напрочь.

Да и были ли они, эти сомнения?

Только счастливое недоумение от того, каким пугающим и волнующим ощущается каждое прикосновение, каждый поцелуй, каждая ласка. Словно и не было той, другой жизни, не было других мужчин… глупый сон…

Лишь теперь все по-настоящему.

И неловкость первых движений.

И жгучая отчаянная решимость, захлестнувшая вдруг с головой, не оставив никаких мыслей и желаний, кроме одного.