— И к хорошим новостям! С завтрашнего дня начнутся работы по благоустройству Красницкого кладбища, также в народе известного как Новое. Администрация нашего города приняла решение приостановить свободное посещение кладбища на весь период работ, так что имейте это в виду и не спешите умирать! На сегодня все, с вами были «Крапивинские вести». Крапивинские вести — самые ж-ж-жгучие новости!
— Интересно, чем они объяснят такую экстренность ремонтных работ? — задумчиво пробормотала я скорее самой себе, чем Максу.
Он пожал плечом и так же задумчиво предположил:
— Прорывом канализации?
Областная железнодорожная больница — зверюга огромного размера. В одиночку я бы уже безнадежно запуталась в корпусах и отделениях, да и в сопровождении более топографически успешного инквизитора испытывала тоску и желание проклясть здесь все оптом и не мучаться.
Не подумайте, что я кладбища люблю больше, чем больницы, но там ориентироваться было не в пример легче.
— Так, — скомандовал Макс. — Я — направо по коридору, искать лечащего врача Больца, а ты — налево, в палату четыреста пятнадцать. Посмотришь на пациента на предмет чего интересного.
— Понятно! Мальчики направо, девочки налево.
— Примерно, — кивнул Соколов, и мы разошлись.
Больц Алексей Сергеевич дышал через кислородную маску, и гофрированный шланг был первым, что бросилось мне в глаза. Потом уже я заметила и восковую бледность, и худобу, от которой казалось, будто мужчина попросту высох, — а может, и не казалось.
Палата оказалась двухместной, и одна из коек, за которыми громоздилось объемное и непонятное медицинское оборудование, пустовала. Мне никто не препятствовал, когда я, сверившись с номером на двери, вошла в палату, но я все же бросила быстрый взгляд на дверь и, убедившись, что затворила ее, прикрыла глаза, «глядя» на объект сквозь закрытые веки.
Энергетика его была слабой, бледной, но жизненные токи все же пульсировали. Затемнение в области головы — ожидаемое, но толком ничего мне не сказавшее, а больше вроде бы и ничего — но я та еще великая целительница, чего уж. Вот задуть эту свечу — мне раз ресницами шевельнуть, а помочь искре его жизни разгореться — это уже не ко мне. Да даже поддержать ее тление — и то… Организм противился мысли поделиться с этим телом силой.
Хотя кто-то проделывал это регулярно: теперь, настроившись на Больца, «присмотревшись» к нему, я видела, что без подпитки не обошлось, и, если честно, от этого меня передернуло — как? Как можно вливать свое живое в… это?
Эксперимента ради я взяла вялую прохладную кисть, накрыв чужие пальцы, и попробовала все же отдать человеку на постели хоть что-то, но тошнота подкатила к горлу — сила встала комом в солнечном сплетении.
Прислушалась к себе… Мне было жалко. Банально жалко отдавать ему хоть каплю — хотя с той же Ленкой я делилась легко, притом отдавая себе отчет, что процентов пятьдесят силы просто растеряется при передаче, а половину того, что мне все же удастся доставить до потребителя, отторгнет организм Тёминой, — что поделаешь, издержки подпитки на негативе.
В принципе, ни с одной из моих подопечных-подопытных я не испытывала проблем с отдачей силы. Проще всего делиться было с беременной, которая тянула за двоих, но и с остальными у меня не было чувства внутреннего сопротивления, как здесь и сейчас.
То ли потому, что я всегда «подкармливала» лишь женщин, а в этот раз реципиентом был мужик, то ли это мое ведьминское чутье так давало понять, что давать силу Больцу — все равно что поливать сухостой. В жизнь все равно не повернет, а вот какая-нибудь плесень завестись явно может.
— Вы его родственница?
Девичий голос застал меня, когда я с внутренним облегчением убирала руку, радуясь возможности разорвать контакт.
Хорошенькая девочка с пушистой косой в ярко-красном медицинском блузоне (а когда медики носили традиционные белые костюмы, мне было как-то привычнее… нет, я не ворчу, как столетняя ведьма!) смотрела внимательно. Но не подозрительно, а скорее сочувствующе.
— Не совсем, — я поправила халат на плечах и улыбнулась, постаравшись вложить в улыбку максимум обаяния. — А вы не подскажете, кто еще его навещает?
— В общем, лечащий врач у Больца — обычный человек, — вещал Макс, когда его черная монстра выруливала с больничной стоянки, чтобы везти нас обратно в родной Крапивин. — В больнице работает трое одаренных целителей, один из них — непосредственно в травматологии, но он вести Больца категорически отказался и на мой вопрос прямо сказал в довольно резкой форме, что помогать нужно живым, а у него лично запас сил не бесконечный тратить их на покойника.
Пока я имела увлекательную беседу с молоденькой и благожелательной медсестричкой, Макс закончил терзать врачей и наведался в палату. Провел там минут пять, после чего мы с ним сие богоспасаемое заведение покинули, а теперь вот — делились результатами.