Осторожно: злая инквизиция!

И мое направленное на нее интенсивное внимание улавливает, как вспыхивают в ней яркие эмоции, как свербят на языке желающие быть высказанными слова: у порывистого тинейджера, конечно, обо всем есть свое мнение. Даже если он, тинейджер, понимает, что не со всякими посторонними тетеньками им следует делиться.

— Нормально все!

«…Так и слово твое

С языка сойдет».

Нервное и резкое движение Дины Больц выдало ее внутреннее напряжение, когда она слишком порывисто шевельнула мышью.

«Как вода по весне взламывает лед,

Прогрызает вода себе путь во льду,

Так и слово твое

Щель промеж зубов найдет».

Говорить вслух одно и в тот же момент проговаривать в мыслях совсем иные слова, удерживая концентрацию и сосредоточение, — особый навык, который дается не просто, но который сложно переоценить как инструмент.

Конечно, воздействовать колдовством на несовершеннолетних примерно так же этично, как и допрашивать подростков в отсутствии родителей или опекунов, но я, уж будьте спокойны, и не применяла к ней ничего зубодробительного.

Так, мелочь, пустяк. Малость, побуждающая человека сказать то, что он и так хочет сказать.

«Как вода себе путь всегда найдет,

Протечет вода сквозь любую щель,

Так и слово твое

Из губ выскользнет».

Практически — психотерапевтическая уловка. Невинная.

— И что они думают — когда ваш папа выздоровеет?.. — осторожно продолжила допытываться я.

— Никогда! — от ее крика вздрогнули стекла, и стул, на котором девочка сидела, врезался в стену, отброшенный, потому что мешал развернуться. — Он никогда не выздоровеет! Сколько можно меня мучить? Отстаньте все от меня!

— Дина! — выскочила на шум из кухни ее мать. — Как ты можешь такое говорить? Тебе не стыдно?! Папа обязательно поправится!

— Мне?! Мне — не стыдно! Мы квартиру продали! И мебель, и вещи — и все зря, он все равно не выздоровел! Знаете, что сейчас делают все мои одноклассники? Готовятся к экзаменам! А чем занимаюсь я? Мою подъезды! Я вчера ходила и узнавала, не нужна ли еще уборщица, потому что занятия в школе же закончились, у меня же теперь больше свободного времени! Я работаю второй год! А когда хочу потратить деньги на себя — я сразу эгоистка и не думаю о младших!

— Прекрати немедленно! Как ты можешь!

— Ты все время на работе, а я — постирай, убери, приготовь, забери из садика, проверь уроки! Это твои дети, а не мои! У меня детей нет! А ты все время на работе! А когда у тебя выходной, мы едем к нему, а если я не хочу, то я неблагодарная дрянь, а если мне плохо, когда я отдаю столько силы, то я снова эгоистка и думаю только о себе!

— Замолчи! Немедленно замолчи! — Светлана Больц пыталась вставить что-то в этот обжигающий поток, но дочь попросту не обращала внимания на эти ее попытки, выталкивая то нестерпимое и больное, что столько держала в себе, а Макс, ухвативший хозяйку квартиры за локоть, не позволял женщине задавить истерику дочери затрещиной.

— А знаете, куда я буду поступать? Знаете? Никуда! «У нас нет на это денег!», «Ты же уже взрослая, ты должна понимать!», «Вот поработаешь год — а в следующем…» Что в следующем? Что — в следующем? Я на собственный выпускной не пойду, потому что мы деньги не сдавали! Костю в первый класс одевали в секонд-хенде! Что через год изменится?!

Успокоительные наговоры соскальзывали с нее, разваливаясь раньше, чем успевали подействовать или хотя бы зацепиться, давить девчонку грубой силой не позволяла совесть — ведь я сама вскрыла этот нарыв, а от ее крика уже отходили от стен, треща клеем, обои, и под ними с шорохом сыпалась поврежденная штукатурка…

И тогда я шагнула вперед, проминая своим весом и даром упругую насыщенность разворачивающегося бесплотного вихря, и, обняв ее плечи, прижала к себе.

Оплела руками, ощутив, как мгновенно напряглась худая спина под моим прикосновением — а потом бессильно обмякла. И к моему плечу прижалась чужая щека, а изгибу шеи стало мокро.

— Я ведь даже съехать от нее не могу! — вздрагивая, рыдала Дина Больц в самую неподходящую для этого шею на свете. — За квартиру задаток вперед надо вносить, а она же знает, сколько я зарабатываю! «Дина, надо! У тебя же есть деньги!» А за подъезды платят фигню, не скроешь ничего… Я иногда думаю: хоть бы он умер! Мне стыдно, я знаю, что я и правда дрянь, но, может, мы бы тогда жить нормально начали… Я ее ненавижу-у-у! Я ее ви-и-идеть не могу!

Сжимая трясущегося в моих объятиях подростка, я пыталась понять, как именно я умудрилась оказаться в этом положении.

Ксюша, ты же самая циничная ведьма Крапивина в своем поколении!

— Пойдешь ко мне магазин убирать? Работы немного, но там целый ряд магазинчиков в одном месте — может, еще кому-то уборщица нужна… Я договорюсь, тебе аванс дадут.

— Я хочу за руль.

— Ты не вписана в страховку.

— Не твои проблемы. Я хочу за руль.

— Ксюша…

— Максим, я хочу за руль!

С выражением лица «Как же ты меня достала, чертова баба!» Соколов выудил ключи и уронил в мою протянутую ладонь.

Щелкнул ремень безопасности на пассажирском месте — инквизитор пристегнулся.